Петкана

Я понял, что она хотела сказать этим взглядом. Я уже начал догадываться о тайне ее юности. И почему она не пропускает ни одного богослужения с участием Патриарха Полиевкта. Но даже это позднее признание моей любимой матери не могло отвратить меня от моей страсти. Ибо человек готов слушать лишь то, чего желает его душа.

«Взгляни на императора Никифора! — не сдавался я. — Ты же помнишь, когда у него умерли жена и единственный сын, он дал завет жить строго и целомудренно. Он так и жил сперва. Даже не смотрел на женщин. Не вкушал мяса. Спал на голых камнях, словно святой подвижник, облачившись в рубаху, сшитую из рубища инока Малеиноса, своего дяди, прославившегося праведной жизнью. Монахи и отшельники были его любимыми собеседниками. Он даже собирался вместе с Афанасием на Святую Гору, чтобы принять там постриг, как только будет устроена первая обитель. А теперь Никифор носит пурпур и пьет вино. Отправил Афанасия одного украшать Великую лавру, а сам ползает на коленях у дверей гинекея, ожидая, как великой милости, ласк Феофано».

«Не все таковы! — отвечала мне мать. — У каждого вера имеет свои истоки. Кто-то молится Богу из страха. Кто-то — чтобы вернуть прежнюю веру. Но есть и такие — их немного, — кто молится из одной лишь чистой любви к Богу. Ты, похоже, встретил именно такую. И потому на душе моей неспокойно».

Но и эти доводы не поколебали меня. Для любящего сердца разум часто самый заклятый враг. А я любил Параскеву. Очень любил.

Однажды, во время проповеди (речь шла, кажется, о грехе и покаянии), я улучил момент и шепнул ей: «Я люблю тебя!» Я произнес эти слова единым духом, ошеломленный собственной смелостью, благодаря судьбу за то, что мне выпало счастье оказаться в тот день так близко от нее. Сердце мое, как и в первый раз, колотилось как бешеное. Она же улыбнулась и ответила: «И я тебя люблю. И буду молиться за тебя».

То были слова, убивающие всякую надежду. Она произнесла это свое «И я тебя люблю» тем же тоном, с той же кротостью и благим участием, с каким повторяет подобные фразы ее духовник, старец Симеон из Студийского монастыря.

Она будет молиться обо мне! Услышь ее кто из моих друзей, у всего Царьграда был бы хороший повод посмеяться. Впрочем, все и так были наслышаны о моих безумствах. По правде сказать, не я один обратил на нее внимание. Но у других это длилось недолго. И только я нарек всю свою жизнь ее именем. И готов был на худшие безумства.

Знаете, что я сделал? Я разыскал ее брата-монаха! Да! И на это я пошел. Думайте обо мне что хотите, теперь мне уже нечего скрывать.

Спустя два года после первой нашей встречи с Параскевой я отправился в Студийский монастырь. Чтобы найти его и прямо сказать, что надо спасать его сестру! Я готов был просить его, умолять, чтоб он ее вразумил! Пусть пощадит собственную юность! Зачем ей проводить все дни в постах и молитвах? «Разве сам я безбожник? — говорил я ему. — Я посещаю службы, постоянно жертвую на монастыри и храмы, подаю нищим. Каюсь в совершенных мною грехах. Но это лишь часть моей жизни. Это может быть частью жизни кого угодно. Но ведь не вся же жизнь сводится к этому!»

А он? По годам — почти мой ровесник. А глаза — как у старца, которому ведомо все. Постник. Молитвенник. Во всем стремится подражать старцу Симеону, которого прозвали Богобоязненным и почитают так, словно прозвище это некий важный титул. Он тоже хочет быть как этот старец. И ничего не желает знать, кроме Бога, как и сестра его. Знаете ли, что он мне сказал? «Я понимаю Петкану с ее жаждой истины. Понимаю ее стремление к Богу. А потому не могу и не хочу заставить ее свернуть с того пути, которым ведет ее Господь!» — вот что он мне сказал.

«Будь у нее другой брат, быть может, и она бы пошла иной дорогой, — размышлял я впоследствии, — у нас братья отправляют сестер в монастырь только тогда, когда хотят присвоить себе их долю наследства. Но здесь совсем не тот случай... Нормальные братья сами выводят сестер в свет. Знакомят с будущими женихами. Покупают им наряды и украшения. Приводят в дом свою жену, чтобы сестре было с кого брать пример. Моей же бедняжке Бог послал брата-монаха!»

«Бог дарует нам в этой жизни то, что помогает каждому из нас исполнить свое предназначение», — сказал мне на прощание Евфимий. Он словно наперед знал, какие мысли станут меня обуревать.

«А что, если он прав? Вдруг Промыслом Божиим ей и вправду суждено иметь брата-инока, который станет для нее примером и поддержкой на нелегком пути подвижничества?» — спрашивал я себя. И тотчас же гнал прочь эти неприятные мысли. Ибо сердце мое желало иного, а я не хотел ему перечить.