Петкана

«Пусть они скорее исчезнут, если это только виденья моего ума, впавшего в прелесть! Отражение возгордившейся жалкой души!» — взмолилась я в страхе и смятении. Ибо кто я есть? Только бедная девушка, грешная, как и все, чья душа пламенеет единственным желанием: очиститься от скверны и просветиться светом Божиим. И как я тогда дерзнула поверить, что действительно видела — их?! Его, величайшего из рожденных женами, крестившего в Иордане Иисуса из Назарета, в Котором он признал Сына Божия! И женщину, облеченную, как и Креститель, в дивный свет небесный!

«Господи, если они — не от Тебя, то пусть исчезнут!» — заклинала я.

Но они не исчезали.

Они остались стоять на прежнем месте и после того, как мы двинулись с Иордана в обратный путь.

А женщина эта спустя несколько дней явилась мне во сне. Чтобы повести меня туда, куда Он повелел.

ПОГОНЩИК ВЕРБЛЮДОВ, КАРАВАН-БАШИ

Я не паломник. Да, мне не раз довелось посетить все святые места, описанные в Ветхом и Новом Завете. Но я это делал не из-за веры и не из-за Бога, но ради заработка. Моей работой было возить христианских паломников. Обеспечивать им пищу и ночлег. Запасать все необходимое. Договариваться с хозяевами гостиниц и постоялых дворов. Благодаря этим паломникам жили и кормились я сам, моя старая почтенная мать, мои красивые, плодовитые и послушные жены и наши дети. Надеюсь, что и сыновья мои будут жить не хуже меня.

У меня всегда были вьючные лошади. Были ослы и мулы. Но больше всего я любил верблюдов. Это отважные, терпеливые и выносливые животные. Гордые, как султаны. Но умные. Я многому научился у них.

Дважды в год я обходил со своим караваном все те места, которые христиане считают святыми, потому что там побывал Тот, Чьим именем они назвали свою веру. Сам бы я желал отправиться дальше, на юг. Чтобы в священный месяц посетить Мекку. Чтобы, будучи чистым духом и телом, обойти вместе с другими правоверными святое жилище из черного гранита, именуемое Кааба, и дотронуться до него рукой. Чтобы посетить могилы Агари и Исмаила и источник Земзем. Чтобы подняться на Гору милосердия в долине Арафат.

Я — мусульманин. Покорный Богу. Вера моя — это учение Мухаммеда, которого некоторые люди называют последним библейским пророком. Ему явился тот самый Архангел, что шестью веками раньше принес матери Иисусовой благую весть от Бога. Христиане называют его Гавриилом. Нам он известен как Джибрил. Джибрил дал Мухаммеду Книгу, которую мы все теперь читаем.

Вскоре по получении священной Книги с небес мои единоверцы захватили Святую землю христиан. Было ли то посланием Иисуса Его чадам и что Он этим хотел сказать — о том не мне судить. Пусть об этом думают сами христиане.

Я же знаю, что Иисус был чист, ибо Он был избранник Божий. И почитаю Его за то, что Он умер за веру мученической смертью. И за то, что учил добру.

Я всегда был обычным человеком. И только одним отличался от большинства людей: я умел подслушивать чужие мысли. Однако об этом предпочитал помалкивать. Не знаю, почему мне была дана такая сила. Может быть, для того, чтобы свидетельствовать? И чем вообще следовало считать подобный дар: милостью или проклятием?

Чего я только не наслушался, сопровождая паломников! Какие только мысли не промелькнули передо мною! Чего только не держали у себя в голове эти люди! Порою я сам себе не верил. Иногда я в страхе спрашивал себя, уж не Иблис ли (так мы, правоверные, называем сатану) смущает мой разум, искушая меня?

Многие паломники напоминали старуху из известной притчи, которая во время богослужения в храме все время всхлипывала и обливалась слезами. Подошел к ней священник и, будучи уверен, что она растрогана святостью места, в котором находится, и его проповедью, спросил: «Отчего ты плачешь, дочь моя?» А та отвечала: «Как же мне не плакать, если на одном человеке, которого я увидела здесь, была точь-в-точь такая же накидка, как на моем покойном муже. О, как добр был мой супруг! Никогда я не смогу утешиться в своем горе. Не зря ведь сказано в Писании: "Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет". Так и я всегда плачу, когда что-нибудь напомнит мне о моем ненаглядном».

Таких случаев я знаю немало. Многие паломники даже во время молитвы увлекались мирскими картинами и мыслями. И менее всего думали о Боге и о грехах своих. А если кому-то из них и приходило в голову, что его обуревают неподобающие думы, он легко извинял сам себя: «Да уже по одному тому, что я сюда приехал и потратил на это большие деньги, видно, что я лучше других. Я ведь все это делаю из любви к Богу!» Да, именно так, я не лгу. Такие мысли мне приходилось подслушивать часто.

Я понимал этих людей. Они приезжали из мира, в котором совершаются величайшие грехи. Поэтому их малые прегрешения казались им попросту ничтожными, а крохотные шажки на пути к Богу — исполинскими шагами. Они всё мерили не мерою Божиих заповедей, но мерой людских поступков.