Петля

Каждую секунду надеялась, что прямо сейчас появятся люди моего отца и спасут меня. Разорвут этих ублюдков на куски. Ублюдков, которые посмели прикасаться ко мне и обращаться со мной, как с бешеным животным. Но отец не появлялся, а меня увозили все дальше и дальше. Несколько часов пути, во время которых я с ума сходила от жажды и от ужаса. Я считала про себя минуты, а потом сбивалась и от отчаяния снова задыхалась, стараясь не разрыдаться и не показать им, насколько мне страшно. Отец уже ищет меня. Я уверена в этом. Сами должен был сразу же ему сообщить. Они перевернут весь мир вверх дном и найдут меня, а тем, кто все это затеял сильно не поздоровится. Но другой голос нашептывал, что меня никто не найдет, что эти люди все продумали, иначе они бы не рискнули выкрасть меня прямо под носом у охраны. И если конкурс был спектаклем, кто-то очень хорошо к этому спектаклю подготовился. Настолько хорошо, что не вызвал подозрений ни у охраны, ни у отца. Перед глазами возник яркий флаер рекламы конкурса, и я прикусила губу, чтобы не разреветься в голос.

Когда машина наконец остановилась, меня выволокли из нее за шиворот. Я мычала и пыталась вырваться, но никто не обращал на это внимания. Меня куда-то потащили, удерживая с двух сторон под руки. Где-то лаяли собаки и завывал ветер. Мы не в городе. Слишком тихо вокруг. Настолько тихо, что мне казалось, эта тишина взрывается у меня в голове новыми волнами паники. Воображение рисовало жуткие картинки заброшенного, полуразрушенного здания или вообще кладбища, и от напряжения болел каждый нерв. Я прислушивалась к любому шороху. Услышав скрип открываемых и закрываемых ворот, лязг замков, дернулась, стараясь хотя бы что-то различить из-под повязки, но меня толкнули в спину и снова куда-то повели.

Почувствовала, как мы спускаемся по ступеням, и моим похитителям было наплевать, что у меня подгибаются ноги и я падаю, больно ударяясь коленями, обдирая косточки на лодыжках, когда подворачивала ноги из-за обуви на высоких каблуках, а они снова поднимали и куда-то тащили. Одну туфлю я потеряла, и теперь пыталась сбросить и вторую, но меня приподняли и просто понесли.

Да, скорее всего они просто не знают, кто я такая, иначе они бы не посмели. Я скажу им, они испугаются и отпустят меня. Все закончится. А возможно, отец заплатит им денег. Эти люди просто хотят выкуп. Правда они не знают, с кем связались и что их ждет за этот поступок. На самом деле это я не знала, куда попала, кто выкрал меня и для чего. Позже я очень пожалела, что всецело положилась на отцовскую уверенность в собственной неприкосновенности. Из-за нее я потеряла бдительность, а точнее, я никогда и помыслить не могла, что кто-то осмелится причинить мне зло, учитывая, кто мой отец.

Я оказалась в каком-то помещении, где очень воняло плесенью, сыростью и было ужасно холодно. Когда с моих глаз сорвали повязку, я прищурилась от яркого света и лихорадочно осмотрелась по сторонам. Меня затащили в какой-то подвал с ослепительным освещением, которое било мне по глазам и вызывало режущую боль в висках. Прожекторы светили прямо в лицо, заставляя сильно моргать и опускать голову, справляясь с дискомфортом. Напрасно говорят, что пугает тьма, свет может напугать намного сильнее, потому что из-за него я почти ничего не видела. К темноте можно привыкнуть, а к свету — нет. На него невозможно смотреть. На глазах появились слезы из-за яркости освещения.

— Малышка хотела сцену и софиты — вуаля. В самом лучшем виде для дочери господина Нармузинова.

Они расхохотались, а я попятилась к стене, но меня снова вытолкали на середину помещения.

— Маленькое представление для папочки. Ты ведь споешь нам, девочка? Мы слышали, ты красиво поешь.

— Пусть лучше станцует. Стриптиз.

Они опять заржали, а я старалась успокоиться, не паниковать и не смотреть на прожекторы, а пытаться увидеть тех, кто меня окружал, чтобы запомнить их лица и узнать потом, когда отец найдет их всех и сдерет кожу живьем. Я должна действовать, как он меня учил, так, как всегда действовал он сам. Врагов надо смутить. Заставить сомневаться. Испугать. И я пыталась — лестью, угрозами, ложью и мольбами, но просчиталась — каждое мое слово вызывало у них приступ смеха и новые унизительные комментарии. От этого становилось еще страшнее. Я не представляла, что они собрались со мной делать и зачем тянут время, а потом увидела, как в руках одного из них маленьким красным огоньком поблескивает видеокамера. Ублюдки меня снимали.

Я резко поворачивала голову из стороны в сторону, пытаясь предугадать их действия, а они толкали меня от одного к другому, как мячик, наступали, загоняя в центр помещения. Вертели вокруг своей оси, дергали за волосы, щипали за щеки и бедра, причмокивая и отпуская пошлые шуточки. Я чувствовала себя игрушкой в их руках. Маленькой, жалкой и беспомощной. Четверо мужчин, против которых я бессильна, и могу только молиться, чтобы какое-то чудо спасло меня от них.