Петля

Мужчина с омерзением оттолкнул рыдавшего в истерике парня ногой, вставил в пистолет заряженный магазин и с бесстрастным, не выражающем ни одной эмоции лицом, спросил, тихо и спокойно — так, словно интересовался, сколько сейчас времени:

В голову или пах. Одно слово. Иначе я решу сам.

Стриж выбрал, и в следующую секунду взвыл от дикой боли, сгибаясь пополам и извиваясь. — Сука-а-а-а, а-а-а…

Трусливый и жалкий, он готов был смириться с отсутствием мужского достоинства, но жить. Не понимая, что ему осталось от силы минут десять — больше не выдержит, скончается от потери крови.

Стоящие рядом мужчины поежились — только теперь не от холода, а от ужаса. Их друг валялся на земле, корчась от болевого шока, и выл, как дикая собака. Только это не самое худшее, что их сегодня ожидало. Андрей Воронов повернулся к ним и так же медленно, хладнокровно, безучастно каждому из них прострелил колени. Один за другим звуки выстрелов — и после каждого один из мужчин падал ниц. А скулеж Стрижа разбавили разноголосые вопли остальных.

Граф приказал отворить ворота и сказал:

"До ближайшей больницы пятнадцать километров. Доползете — может и выживете. Но я надеюсь, сегодня в мире станет еще на три мрази меньше"

* * *

Я так и не уснул сегодня. Мысли, эмоции, впечатления — все это завертелось каким-то неконтролируемым вихрем, будоража и разгоняя адреналин по телу. Я так долго ждал этого времени, так долго душил в себе всю ненависть и эмоции, и вот наконец дождался. Где-то там, за пределами этого дома, разворачивается самый настоящий конец света. Вселенная Нармузинова рушится у него на глазах, и он не знает, в какой момент будет погребен под руинами своего же надуманного величия. Золото его роскошной жизни плавится, превращаясь в кипящую лаву, которую я залью ему в глотку. И я, черт возьми, наслаждался. Не видел ублюдка, не слышал, не наблюдал за ним, но просто знал, что он сейчас рассыпается на части. Поднял на уши всех людей, половину сразу же пристрелил — кого-то по делу, кого-то за компанию. Это паника. Это страх от неизвестности. Это потеря контроля. Над собой, своим гневом и своей жизнью. Я чувствовал эту агонию на расстоянии, и она становилась моей собственной силой. Чем больше он сходил с ума — тем ярче играли краски в моем мире — том, который последние три года был серо-черным. Это похоже на зависимость, потому что мне уже необходима была новая доза его отчаяния. Все мои мысли — о следующем шаге, время которого наступит очень скоро.

Я спустился вниз — в столовой меня ждал свежесваренный кофе. Сделал первый глоток, наслаждаясь горькой жидкостью, и краем глаза заметил Тамару Сергеевну. В руках у нее был пустой поднос.

Доброе утро, Андрей Савельевич… Что будете на завтрак?

Доброе-доброе, Тамарочка. Не голоден.

Ну как же так-то? Кофе да кофе… нельзя ведь так. Вот девочка, молодец какая, весь завтрак проглотила…

Я был удивлен. Честно говоря, я ждал летящих в сторону охраны подносов и прочих капризов истеричной избалованной девицы. А тут, как примерный ребенок, "первое, второе и компот".

Хороший аппетит, говорите? Просто вы очень вкусно готовите, Тамара Сергеевна…

Ох, Андрей Савельевич, — женщина слегка покраснела, но заметно было, что расцвела от этого комплимента, — спасибо… спасибо. Да, хорошая такая девочка. Это ваша родственница, наверное. Такая же воспитанная и культурная…

Да, родственница. Погостит у нас какое-то время…

Я вышел из столовой и прошел в гостиную. Вся эта показная покорность — игра. Даже сомнений быть не может. Что там в ее юной голове творится — черт его знает. Затишье перед бурей? Даже не сомневаюсь. Поймал себя на мысли, что хочу прямо сейчас подняться по лестнице и войти в ее комнату. Понаблюдать за этими неожиданными метаморфозами.

Не успел я встать, как услышал странный звук — так, словно что-то с грохотом разбилось. Не медля ни секунды, побежал в сторону крайней комнаты в левом крыле. Дернул ручку — заперта. Со всей силы толкнул плечом и выломал к чертовой матери. Рядом с подоконником стояла Александра — оконное стекло разбито, один из осколков торчит из ее ладони, во второй — держит еще один, побольше размером:

Не подходи. Покалечу, ясно?

Я остановился и сверлил ее взглядом, вкладывая в него всю ярость. Дура малолетняя. Осколком стекла решила меня напугать. Дьявол, мне так хотелось сейчас встряхнуть ее за плечи и толкнуть о стену — в глаза ее посмотрел, и тот самый огонь увидел, как у папочки ее, психопата гребаного. Такая ненависть нахлынула, что своими руками хотелось из окна этого вытолкнуть и наблюдать, как вниз лететь будет. Сломать, как куклу пластиковую. Стереть с лица надменность эту и блеск в тех самых глазах затушить. Чтоб от боли задыхалась, как Карина, и своей тени шарахалась. Но она мне пока еще нужна. Нельзя ее… ни из окна, ни с балкона, ни с крыши, черт возьми.

Сделал шаг вперед, а она, крича, что убьет или, если не получится, то изуродует, начала размахивать куском стекла, который уже впивался в ее пальцы.

Я увернулся и, молниеносно схватив ее за запястье, вывернул ей руку, чтоб разжала пальцы.