Петля Афродиты

Юноша сделал несколько шагов назад, не снимая улыбки с лица и глядя на сестру Эллы, такую красивую и, в сущности, чужую. В следующий миг Артем сбросил улыбку, зашагав вокруг Сати и заорав во все горло:

– Отец!.. Слышишь меня?..

– Его здесь нет, – отчеканила Сати.

– Лжешь! – вытянув руку, с пальцем, указывающим на нее, рявкнул он и закричал еще громче, пугая нежную Лесю, которая вздрагивала от дикарских воплей: – Отец, выходи!.. Папа! Твой сынок пришел!.. Не хочешь?.. Я знаю, что ты здесь! Видел за углом твою тачку! Здорово тебя протаранил дядя Богдан! И он прав! А ты – нет! Слышишь? Ты не прав! Как, папа, насчет совести, а? Это же ты накосячил! А все получают по башке! Бум! Бум! Бум! Всем досталось! Кроме тебя!

Папа не вышел. Конечно, как можно! Наверное, у него все же осталась совесть, было стыдно встретиться с младшим сыном взглядами. А то и на неудобные вопросы пришлось бы отвечать, то есть лгать. Артем снова остановился напротив Сати, которая обхватила руками свои плечи, опустив ресницы – прямо сама святость в натуральную величину. Когда парень остановился, она вскинула на него глаза, он отреагировал шутовским приемом – заслонившись от нее руками:

– Ой, как страшно! Не смотри на меня, а то спалишь взглядом!

После хихикнул, собрал три сумки, взвалил их на плечи, а на прощанье поделился с ней, кивнув в сторону гостиной, видно, полагал, что отец там:

– И этот парень долбил мне мозг, испортив счастливое детство: не кури, не пей, учись, будь хорошим мальчиком… Тоже мне – оплот нравственности. Ржу ни магу. Ладно, не буду вам мешать… Совет да любовь… Гудбай.

Он с трудом протиснулся в дверь. На улице его ждало такси, Артем закинул вещи в багажник, поглядывая на окна (в одном стояла статуя – Сати), сел и укатил.

– Паяц, – произнесла она, в общем-то, беззлобно.

Валерий Витальевич действительно находился в доме, да, он не вышел к сыну, да, ему было неловко. Он услышал брошенное в адрес Артема нелестное слово, подошел к Сати и взял за плечи.

– Артем задержался в детстве, – мудро изрек отец.

– Не знаю, как с ним будет жить Элла…

– Думаю, они сами разберутся. Взрослые.

Он поцеловал Сати в висок, а она склонила голову ему на плечо, так они стояли некоторое время. Не хотел Валерий Витальевич встречаться с сыном еще по одной причине – чтобы тот не увидел его сияющие глаза, которые не скрыть. Голова шла кругом, ведь он встретил то, что люди называют судьбой, потому ошалел от счастья, ничего не видел вокруг и не хотел никого видеть. Искал всю жизнь и вот нашел. Сейчас ему чудилось, что женщины, которых он любил, были лишь преддверием встречи с Сати. Они и отсеивались естественным образом: не хватало то чувственности, то изысканности, то знаний… и так далее. Идеала нет, Болотов понимал это, но метался. И вдруг… идеал оказался в его руках – Сати. Нет ни минуты, ни часа, чтобы он не восхищался ею, каждым ее движением, произнесенным словом, суждением, взглядом, манерами. Валерий Витальевич не врал, она околдовала его с первой секунды, когда врезалась в автомобиль, а потом… потом не сын Костя, а судьба привела ее к нему. И это навсегда.

И только при воспоминании о жене его накрывали раздражение и досада. Ни жалости, ни сочувствия, ни сострадания к Наде он не испытывал, да простит его бог. Она сама оттолкнула его, сама развязала латентную войну, превратила дом во вражеский стан. И логично заканчивает тюрьмой. Про нее можно сказать: злоба злобу ищет и злоба злобу пожирает.

– А знаешь, у меня идея, – сказал Валерий Витальевич, разворачивая Сати к себе лицом. – Как закончится вся эта лабуда, съездим отдохнуть? Ты и я. Больше никого. Куда бы ты хотела поехать?

– Где тепло. На острова в океане, там рай.

Болотов поцеловал ее в мягкие губы, думая, что рай он уже получил, а посреди океана получит космос.

18 Две женщины

– Ну и как, как мы будем провоцировать Валеру?

Чекин хоть и молод, а неплохой психолог, да и манипулятор тоже. Он распознал в словах Богдана Петровича протестную окраску и смягчил категоричный тон:

– Нужно создать определенные условия, при которых его прорвет.

– Ну и? Какие должны быть условия? Ваши предложения?

– Например, взять его на арапа. Берем тройку полицейских, едем к нему, задерживаем по подозрению в убийстве, привозим в следственный изолятор, предъявляем обвинение, улики, взятые от балды… И человек ломается, если виновен, он сознается.

В паузе Богдану Петровичу не нужно было говорить – и так понятно, что он думает по поводу «арапа», на физиономии все нарисовано.

– И что… этот метод практикуется? – с сомнением спросил он.

– Крайне редко. Когда на сто процентов есть уверенность, что человек преступник, но не хватает доказательств.

Добряк Богдан Петрович стал чернее самой черной тучи, еще немного – и он начнет метать молнии из глаз.

– Зверская методология, – процедил. – Если виновен, говорите, сознается? А если не виновен? Умирает?

– Насчет смертей статистики нет.

– Потому что ее скрывают. Я как врач вам скажу, предложенный вами метод антигуманный, он убийственный в прямом смысле. А те, кто пользуется им, преступники.