В ситуации выбора между двумя этими вариантами большинство американцев инстинктивно склоняются к некоей комбинации политики односторонних действий и интернационализма. Наиболее консервативные сегменты американского общества и национальных элит отдают явное предпочтение всемерному сохранению верховенства Америки – выбор, отражающий интересы традиционных структур власти и ориентированных на оборону секторов американской экономики. Готовность же передать часть власти партнерам – единомышленникам в вопросах строительства глобальной системы безопасности – более свойственна тем элементам американского общества, которые обычно ассоциируются с либеральными идеями и для которых стремление к социальной справедливости внутри страны предполагает аналогичную ориентацию на международном уровне.
Превосходство, однако, не означает всесилие. Какую бы стратегическую формулу ни избрала Америка, ей придется тщательно продумать, какие регионы мира принципиально важнее с точки зрения ее безопасности, каким образом лучше определить и отстаивать свои интересы и какова допустимая для нее степень международного порядка. Задача тех, кому надлежит вынести суждения по всем этим вопросам, чрезвычайно осложняется не только двойственной природой глобальной роли Америки, но и непрерывными изменениями в международной сфере.
Хотя национальное государство формально остается главным субъектом на мировой арене, интернациональная (а не международная в традиционном смысле) политическая жизнь все больше приобретает форму трансграничного, беспорядочного и часто сопряженного с насилием глобального процесса.
В этих условиях ядро глобального пространства политической стабильности и экономического благосостояния составляют Соединенные Штаты и Европейский союз. Выплеснувшиеся наружу в связи с проблемой Ирака острые трансатлантические разногласия не должны заслонять того, что Европа, по своей природе ориентированная на многостороннее сотрудничество, и Америка, тяготеющая к самостоятельной линии, идеально подходят для глобального брака по расчету. Действуя в одиночку, Америка может первенствовать, но ей не достичь всемогущества; Европа, действуя аналогичным образом, может наслаждаться богатством, но ей не преодолеть своего бессилия. Эта истина осознается по обе стороны Атлантики. Америка, даже несмотря на ее однобокую сосредоточенность на терроризме, нетерпеливость в отношении союзников, уникальную роль в сфере глобальной безопасности и представление о своей исторической миссии, понемногу все же приспосабливается к постепенному развитию региональных и других международных консультативных механизмов. Ни Америка, ни Европа не добились бы столь внушительных успехов друг без друга.
Жизнеспособность этого ядра глобальной стабильности зависит от соответствующей повестки дня американо-европейского взаимодействия, которая не должна исчерпываться разделяющими стороны вопросами. И такая повестка дня имеется – ее самым неотложным пунктом является остро необходимое трансатлантическое сотрудничество в стабилизации ситуации на Ближнем Востоке. Если такое совместное стратегическое начинание не будет предпринято, интересы безопасности и Америки, и Европы в Ближневосточном регионе пострадают. А объединенные усилия позволят привнести в атлантические отношения общую геополитическую цель.
В более долгосрочной перспективе единой магистральной задачей останется расширение Европы, которому более всего способствовала бы политическая и географическая взаимодополняемость структур ЕС и НАТО. Расширение есть наилучшая гарантия таких неуклонных изменений в ландшафте европейской безопасности, которые позволят раздвинуть периметр центральной зоны мира на планете, облегчить поглощение России расширяющимся Западом и вовлечь Европу в совместные с Америкой усилия во имя упрочения глобальной безопасности.
Расширение ЕС и НАТО является логическим и неизбежным результатом благоприятного исхода «холодной войны». После исчезновения советской угрозы и освобождения Центральной Европы от советского господства сохранение НАТО в качестве оборонительного союза против уже несуществующей советской угрозы не имело бы никакого смысла. Кроме того, отказаться от продвижения в Центральную Европу значило бы бросить на произвол судьбы по-настоящему нестабильный пояс не очень благополучных и плохо защищенных европейских государств, зажатых между процветающим Западом и охваченной смутой постсоветской Россией, со всеми вытекающими отсюда потенциально разрушительными последствиями для всех сторон.