Петля для губернатора

Он остановился возле гастронома, купил хлеба, молока и яиц, после чего заскочил в детский сад. Иришка опять бродила по площадке в полном одиночестве – он сильно задержался на работе из-за Ковровой, а Галка, конечно же, даже не подумала забрать ребенка. Впрочем, так было даже лучше: когда она в последний раз заявилась в детсад, Иришку ей попросту не отдали.

Извинившись перед маявшейся на скамейке воспитательницей, Бородич посадил Иришку на плечо и пошел к машине, невнимательно слушая ее болтовню.

Иришка болтала до самого дома, и Бородин за это время успел усвоить массу полезной информации. Он узнал, что Женя бросил в унитаз мячик и спустил воду, но мячик почему-то не утонул, Костя подрался с Витей, а Олю поставили в угол за то, что она показывала мальчикам свои трусики. На обед давали противную кашу, а на полдник – пряники с молоком, но в молоке была пенка, так что пить его никто не стал. У Елены Александровны есть золотой зуб, а Вика Петровна из ясельной группы сегодня пришла в новом платье с брошкой. Он вел машину, рассеянно кивая в нужных местах, и к тому моменту, как “запорожец” вкатился во двор новенькой девятиэтажки, где семья Бородичей совсем недавно получила двухкомнатную квартиру престижной чешской планировки, его настроение незаметно улучшилось.

Иришка подействовала, как лекарство, и так было всегда.

В дочери Бородич души не чаял. Конечно, пять лет – это не тот возраст, в котором человек раскрывается целиком и полностью. Честно говоря, чему там раскрываться? Но Иван почему-то был уверен, что Иришка взяла лучшее, что было в нем и в Галке, и немного завидовал ее будущему мужу. Ей было что взять у своих родителей, даже у Галки. Да нет, почему “даже”? Особенно у Галки. Бородич вздохнул. До того, как началось Галкино погружение на дно бутылки, мужики на улицах все время оборачивались ей вслед, а те, кто был вхож в семью Бородичей, неоднократно высказывали Ивану свое восхищение, в котором без труда прочитывалась черная зависть. Гусь, помнится, даже пытался подбить ей клинья.

Ни черта у него тогда не вышло, потому что Галка была не из таковских. Тогда, накануне своего первого запоя, Галка поражала Бородича цельностью своей натуры и спокойной уверенностью в себе и своей семье.

Запирая машину под неумолкающее щебетание Иришки, Бородич снова вздохнул. Наблюдать за тем, как на твоих глазах разрушается человеческая личность, всегда тяжело, но когда человек по-настоящему тебе близок, это тяжело вдвойне.

Они поднялись на седьмой этаж в чистеньком лифте.

Иришка, как всегда, выразила желание самостоятельно нажать на кнопку, и Бородачу пришлось приподнять ее, держа под мышками, поскольку без посторонней помощи она доставала в лучшем случае до кнопки второго этажа. На лестничной площадке тоже было чисто и все еще попахивало стройкой. Бренча связкой ключей, Бородич открыл обитую вишневым дерматином дверь и галантно пропустил Иришку вперед.

Он вошел в квартиру, улыбаясь, – Иришка все-таки подняла ему настроение, да и принесенные им новости были хорошие, – заглянул в спальню и остановился, как вкопанный.

Он, как всегда, не успел как следует подготовиться к тому, что увидел в спальне. Это было, как пощечина, и на какое-то время у него даже захватило дух. Столбом стоя в дверях, он отстранение подумал, что человеческая фантазия все-таки безгранична, особенно если ее как следует подогреть алкоголем.

Большое окно было распахнуто настежь. Галка сидела на подоконнике в чем мать родила и сосредоточенно плевала вниз, стараясь, судя по всему, попасть кому-нибудь на плешь. Поискав глазами, Бородич обнаружил недопитую бутылку портвейна на тумбочке рядом с развороченной кроватью. Стакан, слава богу, был только один, но легче Ивану от этого почему-то не стало.

Он попытался заговорить, но поначалу вместо слов из груди вырвался какой-то смешной придушенный писк. Бородич откашлялся, прочищая горло, и успел, не глядя, поймать левой рукой и мягко задвинуть за спину сунувшуюся в комнату Иришку. Ребенку было вовсе не обязательно видеть это безобразие. Бородич много бы отдал за то, чтобы тоже не видеть этого, но ему-то деваться было совершенно некуда.

Галка повернула к нему обрюзгшее от беспробудного пьянства лицо с нездоровыми синими кругами под глазами и пьяно ухмыльнулась.

– С-салют, – сказала она. – Вы уже вернулись? А почему так рано?

Язык у нее совсем заплетался, и Бородич пожалел, что не приехал часом раньше или позже. Появись он здесь на час раньше, это позорище можно было бы предотвратить, а задержка хотя бы в полчаса дала бы ему отличную возможность застать жену мирно спящей, избавив таким образом от необходимости уговорами, а то и силой, снимать эту полоумную с подоконника. “Нет, – подумал он снова, – так жить нельзя. Нужно искать какой-то выход, иначе быть беде”.