Петля и камень в зеленой траве. Евангелие от палача

И, пересекая огромный кабинет, как волейбольный мяч, гоняемый собравшимися в кружок игроками, я старался понять: неужели он действительно так жалеет Абакумова и от этого ненавидит меня? Вряд ли. Ведь когда Берия говорил со мной в прошлый раз, наградив орденом Красного Знамени и досрочно произведя в майоры, он ведь точно был мною доволен. Это ведь я нашел президенту сопредельной державы такую верную и любящую спутницу жизни. Но говорил с тем же отвращением и ненавистью…

Крутованов открыл папку и достал типографский бланк постановления о взятии под стражу. Но я и не взглянул на него. Я смотрел на лист бумаги, с которого начиналась папка, лист, обнаженный распахнувшимся переплетом. Нелинованная гладкая страничка, покрытая ровными строками канцелярской скорописи Миньки Рюмина. Сопроводиловка Рюмина к делу врачей. И в левом углу размашистая надпись знакомым синим карандашом:

«БИТЬ, БИТЬ, БИТ – И. СТАЛИН».

Так и было написано без мягкого знака – БИТ! И резолюцией своей Великий Пахан решил для нас этот гамлетовский вопрос – бить или не бить. Конечно бить!

Крутованов заметил, куда я смотрю, и недовольно захлопнул обложку папки. Но все, что могло меня интересовать, я уже видел. С этой резолюцией дело врачей становилось генеральным занятием всей Конторы.

Крутованов помахал в воздухе заполненным бланком постановления о взятии под стражу гражданина Абакумова Виктора Семеновича, обвиняемого в измене Родине и шпионаже, и сказал Берии:

– Лаврентий Павлович, здесь еще нет санкции генерального прокурора.

Берия жутковато ухмыльнулся, и в ротовой щели у него, как боевые клыки, блеснули золотые коронки.

– Как же нам бить бэз его разрэшения?

Кобулов снова весело засмеялся:

– Зачем этот бессмысленный формализм? Мы не бюрократы. Я сам за него распишусь…

Взял постановление и в угловом штампе под надписью «Санкционирую» написал печатными буквами: РУДЕНКО Р. Г. – и протянул лист мне:

– Возьми наряд охраны в моей приемной и иди к Абакумову.

– Он уже знает? – спросил я.

– Догадывается, – сообщил Кобулов, а у самого буркатые глаза, кровью налитые, сверкают и пальцы сильно трясутся. – Начальник тюрьмы предупрежден, поместишь Абакумова в блок «Г», камера сто восемнадцать.

– Слушаюсь. Разрешите обратиться, товарищ генерал-полковник?

– Ну?

Я повернулся к Берии:

– Может, не брать конвой? Его из кабинета придется по всем коридорам вести, шухер на весь дом, нас ведь сто человек встретит…

– И что ти хочиш? – уставился на меня подозрительно Лаврентий.

– Я один пойду к Абакумову, мне ведь никакой наряд не нужен. И отведу его в сто восемнадцатую сам. Так, наверное, лучше будет. А конвой – совсем ни к чему, вот Богдан Захарыч знает – я голыми руками за минуту пятерых убить могу!

Кобулов добро улыбнулся.

Берия снял с переносицы прозрачную бабочку пенсне, пошевелил гитлеровскими усиками, потом глянул на меня исподлобья блекло-голубыми глазами:

– Ти Абакумова нэ боишься?

– Конечно нет, – твердо ответил я. – Чего мне изменника бояться?

Берия надел пенсне, вздохнул:

– Хорошо, иды… Мой Джеджелава – с тобой, будэт ждат тэбэ в приемной. Когда выйдешь с Абакумовым из кабинэта, сразу отдашь Джеджелавэ клучи от сейфа…

– Слушаюсь. Разрешите идти?

Берия молчал, как-то странно глядя сквозь меня. Тогда поднялся Крутованов и махнул мне рукой:

– Идите, Хваткин, выполняйте. Когда все закончите, сдайте постановление об аресте Абакумова начальнику Следственной части Рюмину.

– Что-о? – вырвалось у меня против воли. – Я… – Мне показалось, что я ослышался.

– …начальнику Следственной части полковнику Рюмину.

И тут я увидел, что они все трое с интересом изучают меня. А я онемел. Ноги отнялись. Я потерял контроль над собой и неуверенно переспросил:

– Рюмину?..

– Именно Рюмину, – сказал Крутованов с удовольствием, открыл папку, взглянул в нее и добавил: – Михаилу Кузьмичу Рюмину… Сегодня он назначен на должность начальника Следственной части Министерства государственной безопасности СССР. Если я не ошибаюсь, вы с ним товарищи?

– Д-да… В некотором роде…

– Вот и прекрасно! Можете его поздравить с оказанным ему партией и лично товарищем Сталиным высоким доверием. А теперь идите…

Уставно я повернулся через левое плечо, но Крутованов на мгновение задержал меня, положив руку на мой погон, и задушевно, без тени улыбки, сказал:

– Я заинтересован, чтобы вы дружно работали с Рюминым. Поэтому знайте: если вы хоть раз дадите ему понять, что были когда-то главнее его, – вам конец. Считайте, что этого никогда не было, ляпсус мемориэ – ошибка памяти. Запомнили?

– Так точно, – козырнул я. Голова сильно кружилась. Через силу добавил: – Спасибо за совет.

– Не трудитесь благодарить, – наклонил он свой безукоризненный пробор. – Это дураки любят учиться. А умный умеет учить…

Еще ни один человек в Конторе не знал о падении Абакумова, но незримые сейсмографы уже передали сигнал землетрясения. Никто не знал, где, когда, под кем треснула земная кора, но быстрые смерчики тревоги и волнения понесли по коридорам и кабинетам весть о надвигающейся трясовице.