– А ничего, что в ковре дырка? – осторожно спросил Бубенцов.
– Ничего. Будешь сквозь нее на землю смотреть с высоты, на коей соколы летают…
Полет на проеденном молью ковре-самолете запомнился Сереге не хуже, чем сумасшедшая гонка с Лихом Одноглазым. Только к полуночи перестали трястись ноги, и Бубенцов рискнул выйти из дома.
Раскурил все еще подрагивающими пальцами сигарету и, глядя на лунную дорожку, убегающую к противоположному, накрытому чернотой ночи берегу озера, твердо решил:
«К черту приключения. Нужно браться за работу…»
И вот Серега впервые сел за монитор компьютера, намереваясь творить. После уроков с Елисеем страх перед импортной техникой пропал. Синим цветом мерцала панель Нортона, а курсор застыл на директории «Лексикон».
Минуту назад он проводил Ярилу, поведавшего ему первую историю. И вот тут-то Бубенцова взяла оторопь. Он вдруг разуверился в своих силах. Ведь сколько маститых писателей жило и ныне здравствуют, а обратились именно к нему. Почему? На этот вопрос он не мог ответить, как ни силился. Неужели у него такой талантище? Ерунда. Расти ему еще и расти, если когда-нибудь вообще удастся дотянуть до настоящего уровня. Значит, дело в чем-то другом. Может быть, для богов было важно, что бы в то, о чем будет написано в романе, автор еще и свято верил? Но веровал ли он, Сережка Бубенцов, в то, что собирался написать. Этого пока он не знал. Наверное, надо было начинать работать, надо было прочувствовать каждой клеточкой своего организма ту боль и обиду, которую испытывали забытые боги.
И все-таки что-то его беспокоило, что-то не давало ему включиться в работу…
Серега вздохнул, распахнул огромное от потолка до пола окно и, перешагнув низкий подоконник оказался на берегу прогретого ласковым летним солнцем лесного озера. Было оно когда-то любимым местом для волопаевских рыболовов, но давненько заказали им сюда дорогу.
Бубенцов смотрел на ровную водную гладь, на белые цветы кувшинок, покрытых прозрачными каплями не-то росы, не-то сока. В самой гуще округлых листьев ворохнулась невидимая рыбина. Круги разбежались по воде и вновь она застыла зеркальной поверхностью.
«Черт его знает, хорошо это или плохо, что сюда никого не пускают? – лениво размышлял Серега. – Народу, конечно, обидно, но с другой стороны, сетей партийные боссы не ставят и электричеством рыбу не бьют. Эх, посидеть бы сейчас с удочкой самому, да нельзя. Пора уж богам отплачивать трудами за их заботу».
Серега с тоской посмотрел на легкие лодки, приткнувшиеся к аккуратному причалу, вернулся в комнату, покосился на компьютер и… решительно нажал кнопку на пульте телевизора.
Звук, как всегда в Волопаевске, прорезался раньше, чем изображение:
– Главное, товарищи, начать, – прозвучало уверенно из динамика, – а там процесс пойдет!
Серега сморщился, но выключить телевизор не успел. Выплыла на экран незнакомая физиономия в бороде и седых кудрях. Камера отъехала, и раскрасневшаяся телеведущая азартно выдохнула:
– Перед вами выступал Борис Александрович Мокрых. Уверена, что советы известнейшего экстрасенса и сексопатолога помогут всем страдающим импотенцией.
Солидный Мокрых важно покивал, и Серега вдруг расхохотался.
– Вот тебе и генеральная линия, товарищ Бубенцов, – объявил он, выключая телевизор. – И у политиков, и у сексопатологов главное – начать. Что ж, не будем от них отставать!
И Сергей решительно принялся нажимать клавиши клавиатуры, набирая заголовок главы:
Немного подумал и решил начать с наброска. «Мясом» и потом можно обшить. А пока рассказ Ярилы в памяти свеж, надо все записать.
Но прежде чем приступить к работе, Бубенцов еще надумал добавить подзаголовок для большей солидности произведения, и уже более уверенно отпечатал:
Праздник.
–