Меня колотила крупная дрожь, но по крайней мере я могу умыться, через поры настой дурмана не проникнет и не подействует. Освежившись, на сколько это представлялось возможным, я прислонилась саднящей спиной к стене, засыпать я боялась, но усталость навалилась на меня, и я не успела воспротивится дреме, накрывшей меня своим сумрачным плащом в одно мгновение.
Я проснулась от резкого скрежета отодвигаемого ржавого запора, сердце моё гулко застучало, силясь выскочить из груди и разгоняя адреналин по крови, заставляя приготовиться. К чему — наверняка я не знала, правда сил моих на какое-либо сопротивление было немного, но валяться в ногах и скулить о пощаде я точно не собиралась.
За дверью раздался шум возни, хрипы, слова, которые я не смогла разобрать и в одно мгновение все стихло. Я внутренне подобралась, подслеповато щурясь и вновь обводя практически темную клетушку, которую освещала лишь недавно вошедшая на ночной небосвод ЛаЛуна в поисках того, что может послужить мне оружием и обреченно застонала. Кроме кружки, которую я разбила в надежде острым черепком разрезать прочную веревку, безрезультатно, у меня не было ничего.
Дверь распахнулась от сильного пинка и в проеме появилась мощная, высокая фигура в темном плаще. Капюшон был накинут, но я была уверена, что пришел альфа, от кого еще можно было ожидать непринятие и невыполнение воли волчьих судий.
— Катарина Дирт, — обратился ко мне отец Истра, — суд состоялся и тебя признали невиновной, но ты всё еще в темнице, ты знаешь почему?
Спрашивая, он всего в несколько шагов достиг моего ложа, нависая надо мной, как утес над морем. И как бы не было мне страшно, я с вызовом посмотрела на того, в чьих руках была моя жизнь и ответила:
— Потому что твой сын был точно такой же, кровавый палач и отступник, и мне не жаль, что так произошло, — ответила я внятно, хотя зубы мои выстукивали барабанную дробь. Ульрик хмыкнул и вытащил кинжал из высокого сапога. Видимо острый, трехгранный стилет будет последним, что я увижу в этой жизни, но я обязательно вернусь в следующей и поквитаюсь. И всё же я не смогла сдержаться и когда спятивший от горя родитель поднял руку с оружием я в инстинктивном жесте защиты вскинула руки, защищая лицо и грудь от удара. Как только кинжал коснулся моих рук, я вскрикнула от резкой боли и потеряла сознание…
…Сквозь сомкнутые веки пробивался яркий солнечный свет, вокруг меня витали запахи сушеной лаванды и крахмала, которым обрабатывают белье. Тихие шёпотки смолкли, как только я пошевелилась и застонала от острой боли во всем теле, словно я долго-долго спала, отлежав всё, и мириады мелких острых иголочек больно кололи, набегая волнами, то сильнее, то слабее. Голова была легкая, а свежий, чистый воздух пьянил почище лаймоновой настойки, что так любит матушка.
Стоп.
Я резко открыла глаза, и застонала от яркого света, больно резанувшего по глазам, привыкшим к темноте. Ко мне тут же бросился крупный силуэт, из-за слезящихся глаз я не смогла толком рассмотреть кто это был и инстинктивно отпрянула.
— Синичка, — обратился ко мне такой родной голос, — это я, — теплые, несмелые руки осторожно погладили мои плечи.
Проморгавшись я наконец-то смогла рассмотреть говорившего, это был брат.
— Дирт, — заплакала я, бросившись в его объятия. Как в детстве я прижалась ему куда-то в область подмышки, и стала орошать мягкий батист его рубашки горючими слезами, я ревела долго и со вкусом, икая и пытаясь рассказать, что со мной произошло. Он успокаивающе гладил меня по голове и шептал мне, что теперь все будет хорошо, я дома, в безопасности.
— Как же я здесь очутилась? — спросила я, утирая слезы и во все глаза рассматривая брата. Он изменился, несильно, но появились морщинки возле глаз, складки у рта стали глубже, в темно-каштановых волосах, всего на пару тонов темнее моих белели тонкие седые пряди, не от возраста, от горя. — Последнее, что я помню, это как Ульрих занес надо мной кинжал…
— Это был не отец Истра, а я. И я вовсе не хотел тебя убивать, я хотел разрезать путы на твоих руках, Ката, — Питт, это был он, и он тоже изменился. Сильно!
Шесть талей, меня ведь не было здесь целых шесть талей, так долго, уверена, его чувства ко мне прошли или он даже успел вступить в союз…
— Я пойду распоряжусь на счет еды, — встал брат, — мы не знали, когда ты придешь в себя, ты три уна была без сознания. Люблю тебя сестричка, не исчезай.
— Хорошо, не исчезну, по крайней мере пока не поем, — неловко отшутилась я.
Пит присел рядом. От робкого в своей симпатии студиоза не осталось ничего, уверенная посадка головы, широкий разворот плеч, внешность смазливого юнца уступила мужественной красоте сильного и уверенного в себе мужчины.
— Спасибо тебе, Пит, — услышала я свой робкий, неуверенный голос, — спасибо. Если бы не ты, уверена отец Истра меня бы убил. Ему было плевать на решение судий, его волновала лишь месть.