Попутно глянул перевязь для меча, что мне перепала в качестве награды за выполнение квеста. Ну, что могу сказать? Замызганный кожаный ремень с вытертой позолотой, которой, похоже, Ууурш использовал, как угодно, только не по назначению. Нет, в каком-то смысле вещица оказалась весьма неплохая, поскольку давала несколько единиц к репутации непосредственно с богом воинов, плюс открывала возможность заполучить у него цепочку скрытых квестов под названием «Холодная сталь», но мне от этого всего не жарко и не холодно. Витар не мой бог, задание мне наверняка не выдаст, потому отправится перевязь в тот же самый сундук.
Кстати, на аукционе, думаю, такой лот вызвал бы если не фурор, то немалое оживление наверняка, немалый куш с него можно состричь, уверен. Но вот только выпускать эдакий предмет в продажу в высшей степени неразумно. Витар хоть и туповат, но не совсем уж дурак, он наверняка смекнет откуда эта перевязь взялась, потому мигом начнет Ууурша разыскивать. И ведь найдет, если не сам, то с помощью своей паствы. Полуорка не жалко, но перед смертью он наверняка все про меня бывшему патрону расскажет, и вот тогда стартует новый виток охоты за Хейгеном.
Приблизительно настолько же бесполезными оказались и сапоги высокой росы, что достались мне в качестве награды за выполнение коллективного квеста. То есть вещичка неплохая, и статы у нее славные, но я ее перерос уровней на пятнадцать, если не больше. Потому я ее Амадзе отдам, пусть он думает, куда ее пристроить.
Когда я вылез из капсулы, уже потихоньку начинал заниматься рассвет. Весна, конечно, пока не вступила еще в свою полную силу, ту, когда ночная мгла довольно шустро сменяется светлыми сумерками и мир предстает перед тобой окутанным в некую нежную дымку, тревожащую душу в любом возрасте, но то, что я сейчас видел за окном, говорило об одном — эту зиму мы все же умудрились пережить. Несмотря ни на что — смогли.
Теперь бы еще до лета дотянуть. А там, глядишь, и хлопоты игровые из количества в качество перейдут, после чего я наконец вернусь к тому образу жизни, по которому, признаться, все сильнее скучаю. Да, с точки зрения многих и многих это путь в никуда. Карьеры я не сделал, денег больших не заработал, влиятельным журналистом меня даже спьяну никто не называл никогда — но это мой путь. Тот, которым я сам хотел идти. Мне он нравился.
Додумать эту мысль до конца, впрочем, я не успел, поскольку заснул, привалившись к теплому плечу мирно сопящей Вики.
И только вроде глаза прикрыл, только меня сон мягким одеяльцем окутал, как суровая реальность вторглась в это ламповое пространство.
— Встаем! Пора на войну!
— А? — сонно пробурчал я — Какую войну? Я только-только с нее.
— Значит, на новую — логично и безжалостно сообщила мне Вика — И нечего жаловаться, сам же вчера нас подписал на корпоративную хренотень. Давай, давай, мне уже снизу Ревзина звонила, недоумевала, почему почти все уже там, а нас нет.
— Ревзина — кто? — я разлепил глаза, в которые, казалось, насыпали песка.
— Какая-то овца из администрации «Радеона» — пояснила Вика, уже усевшаяся в кресло и умело зашнуровывающая высокие тактические ботинки — Судя по тону, которым она со мной общалась, облеченная полномочиями. Киф, серьезно — подъем и иди умывайся. На край в автобусе доспишь.
— Нет мне покоя ни ночью, ни днем — вздохнул я, сполз с кровати и схватился за поясницу, в которой что-то ощутимо скрежетнуло — Ох! Старею, блин. Скоро начну на куски разваливаться.
— Не наговаривай на себя — рассмеялась Вика — Ты у меня еще крепкий, Розенбом!
— Если уж цитируешь классику, делай это дословно — посоветовал я ей, суя ноги в тапочки — Иначе выходит ни два, ни полтора.
К месту сбора мы, между прочим, пришли не последними. Ну да, одними из, но все же после нас заявилось еще человек пять, причем одним из них оказался помятый, небритый и пахнущий мятными леденцами напополам с перегаром Валяев.
— Всех порвем! — медведем заревел он, вваливаясь в автобус и начал махать в воздухе своими кулачищами — Этот год — наш! Наш же?!
— Нааааш! — ответил ему народ, собравшийся внутри транспортного средства — Еще бы! Мы — уууууу!
Правды ради, ни особого оптимизма, ни особой уверенности в том, что было сказано, я в их воплях не услышал, но похмельному Валяеву услышанного вполне хватило для полного счастья.
— Водитель, рули! — велел он человеку, сидящему за баранкой — Чего ждешь?
— Так вроде тот автобус головной — неуверенно пояснил шофер и показал на второе транспортное средство, около которого стоял подтянутый, свежий и уверенный в себе Зимин — Так мне объяснили.
— Кто именно?
— Женщина. Щекастая такая, два метра ростом, на моего сержанта армейского похожая. И маленько на тещу. С такой, знаете ли, спорить не хочется. Себе дороже может выйти.
— А? — Валяев глянул на миловидную миниатюрную брюнетку в короткой кожаной куртке, сидящую на переднем сидении — Он о ком сейчас говорит?
— Ревзина — мигом пояснила та — Зам Свентокской. Она сегодня мастер-распорядитель, на что есть соответствующий приказ. Сама его видела.