Петля. Том 2

– Да иду, что б тебя…! – распахивает дверь, да так и замирает. Бесенок – сын Хакобо, а рядом… Будто прилип к нему, прижимается, прячется под обхватившей его жилистой мальчишечьей рукой.

Это ведь не ОН. Это не может быть ОН! Хок видно решил зло подшутить над ним, поиздеваться, подослав со своим сыном кого-то… Кого-то завернутого с ног до макушки в плотное цветастое пончо, подрагивающие складки которого лишь смутно намекают, что под ним скрывается кто-то маленький, хрупкий и живой. Но вот он замечает выбившийся из-под ткани знакомый белоснежный локон, замечает знакомую ручонку, очерченную красным ободом протертой до мяса кожи. И эти пальчики… даже не пальчик, а можно сказать одни косточки, судорожно вцепились в бок бесенка. Это не Он! Это не может быть Он. Ущипывает себя украдкой, проверяя, не спит ли? Нет, не спит, и они по-прежнему перед ним.

– Ты что меня не помнишь? – раздраженно вопрошает сын Хакобо, видно списав его перепуганное замешательство на простое неузнавание.

– Помню, – кое-как произносит Тито – горло внезапно пересыхает и сжимается, превращая голос в слабый придушенный шепот.

– Отец сказал, ты знаешь, кто он, и сможешь ему помочь, – бесенок указывает взглядом на прильнувшее к нему закутанное тельце.

На сей раз Тито может только кивнуть. Делает шаг в сторону, жестом приглашая детей войти внутрь. Бесенок не торопится, только, как ему показалось, еще крепче приобнимает своего необычного, не подающего ни вида, ни голоса, спутника.

– Там у тебя в доме нигде не валяется кнут или палка? Или, может, цепи, веревки…? Топор, вилы или ножи на видном месте?

Он не понимает вопросы мальчика. Слышит слова, узнает их – эти жуткие бьющие, колющие, режущие, удушающие слова, но не понимает.

– Если есть, убери все подальше, пока мы не зашли, – договаривает бесенок и смотрит на него хмуро и выжидающе.

Тито судорожно сглатывает:

– Нет… ничего такого… Ви-вилы – в сарае, а дома… – н-нет ничего такого…

И опять из его едва раскрывающегося рта тот же глухой шепот, только теперь еще и с заиканиями.

Тем не менее, сын Хакобо удовлетворенно кивает, ловким и видимо не раз отрепетированным движением подхватывает своего маленького спутника на руки, переступает через порог и тут же, не проходя дальше, принимается быстрым и критичным взором изучать представшую перед ним обстановку. Судя по мрачному виду, она его отнюдь не радует. Да и надо полагать: пыль, грязь, смрад, кавардак – не дом, а свинарник.

– Тито, – произносит мальчик, продолжая издалека разглядывать предметы на столе, под столом, на шкафу, – Ты не мог бы завести во двор нашего коня и привязать. Он там, у забора. Мне было неудобно – руки заняты.

– Да, да, конечно, – поспешно соглашается мужчина, – Вы… вы пока проходите, устраивайтесь. Я сейчас…

На самом деле он даже рад этой просьбе, позволившей ему ненадолго отлучиться, как-то прийти в себя, осознать, что… Да просто поверить, в то, что малыш все еще жив. Конечно, он не возьмется судить о его состоянии, пока не увидит. И тут уж точно не стоит надеяться на чудо полного исцеления. Но он жив! Он в сознании. Он, пусть даже и держась за бесенка, но все-таки умудряется стоять на ногах. Стало быть…– робкий голосок надежды, искорка радости – стало быть, кризис миновал? Да – да, все страшное позади, так? Остальное лишь дело времени. А еще терпения, заботы и любви. Готов он к этому? Конечно, готов! Он готов абсолютно ко всему, что подразумевает под собой данный ему второй шанс! Хотя…