Петр Алешкин. Собрание сочинений. Том 3

— А я бы тебя сроду не узнала, — повторила Анюта, поправляя кофточку на груди и не глядя на Владика. В голосе ее чувствовалась жалость, что они уже другие, что прежнее невозвратимо ушло.

— И я бы не узнал, если бы не сон…

— Ты меня во сне видел? — улыбнулась она уже по–другому, как–то робко.

— Нет… Помнишь, как ты меня тогда… в воде… грязью? Я ЭТО видел!..

— Я же нечаянно!.. — испугалась Анюта, что все то светлое, возникшее между ними, уплывет, рассеется, и начала оправдываться. — Мы же играли… А ты обиделся! Убежал… Ты все сердишься?

— Ну что ты! — снова воскликнул Владик. — Я же мальчишка тогда. Глуп был!.. Сколько же лет прошло? Десять? Да, десять! Ровно десять… Как ты жила эти годы? Что тебя сюда привело?

— А что ты видел во сне? — спросила она, в свою очередь.

Владик рассказал.

— Я это не в первый раз вижу, — закончил он, почему–то чувствуя волнение. — Видел, когда от жены ушел… Я ведь уже женатым побывал. Нехорошо у нас с ней кончилось… Нехорошо! — проговорил он мрачно и как–то встрепенулся, взглянув на девушку.

— Ты мне расскажешь? — тихо спросила Анюта.

— Расскажу… — кивнул он, забыв свои недавние рассуждения о том, что только дураки бывают с женщинами откровенными, открывать им душу ни в коем случае нельзя. — Да–да, расскажу, но не сейчас… Потом…

— Конечно, конечно, — быстро сказала Анюта и осторожно дотронулась зачем–то пальцем до его руки, но тут же отдернула свою руку, как от раскаленной плиты, улыбнулась тихонько и вздохнула: — Я тоже замужем была…

— Ты!

— Да! Сразу после школы вышла… За того Колю… Помнишь, на которого ты подумал, что это он тебя грязью…

— A-а, маленький такой!

— Он вытянулся. Не меньше тебя сейчас!

— И что же вы?

— Не надо, Владик… Ладно?

— Ну да, ну да! — Он снова обнял ее за плечи и бережно прижал к себе, говоря: — Не сладко, видно, пришлось?

— Не сладко… Верно… — Она опустила голову.

18

Разговор с Владиком взбудоражил Анюту, вернул в прежние деревенские дни. Мужики в землянке затихли, а она не спала, вспоминала детство, городского мальчишку с чудным именем, Колю, пожилого учителя истории, который всегда подшучивал над ними с Колей, подшучивал он добродушно, а она обижалась, вспоминала деревенский клуб, куда так тянуло в весенние вечера, особенно в последнее лето перед свадьбой. Тогда она только что сдала выпускные экзамены в школе, чувствовала себя взрослым, самостоятельным человеком, работала в колхозной столовой, помогала повару: картошка в ее руках под ножом крутилась ловко и быстро, только пальцы мелькали да картофельная кожура все удлиняющейся лентой свисала в ведро; убирала со столов посуду, легко и гибко скользила по столовой, толкая впереди тележку. Приятно было ловить взгляды парней, приятно сознавать что ты молода, хороша собой, что тобой любуются, а особенное счастье было чувствовать, что ты любима тем, кого любишь сама, ожидать его, ежеминутно взглядывать на дверь, не он ли входит в столовую. А когда появлялся Коля, неторопливо и старательно мыл руки над раковиной, стоя спиной к залу, хотелось подлететь к нему, подать полотенце.

А как хорошо было вечером, после духоты столовой, пробежать по меже огорода на речку с полотенцем в руке, кинуть сарафан на ветку ивы, бултыхнуться разгоряченным телом в нагретую за день воду и плыть, с шумом поднимая ногами брызги. А потом клуб, Коля, притихшая ночная улица деревни, скамейка в шелестящем саду или на крыльце избы. И так каждый день, каждый вечер, каждую ночь до самой свадьбы! Свадьбу играли в сентябре, бабьим летом. Столы стояли в саду, под яблонями с поредевшими листьями. Пахло антоновскими яблоками и счастьем, нескончаемым счастьем!

Свекровь, сорокалетняя бойкая женщина, шутливо жаловалась соседкам, гордясь собой, сыном, снохой:

— Сын–то что отчупил, а? Того и гляди бабушкой сделает! А я ить сама еще троих родить могу!

Осень и зима промелькнули быстро: счастливые дни летят незаметно. Анюта в первые дни после свадьбы с волнением и испугом прислушивалась к себе, пытаясь обнаружить признаки зарождающейся жизни. Шли дни, месяцы, ничего не происходило. Испуг сменился надеждой, но надежда все обманывала и обманывала.

_ Что–то молодые твои ленивые такие, не торопятся! — говорили соседки свекрови.

— А куда им спешить! Сами еще дети. Пусть поживут, — отвечала свекровь, но каждый месяц, заметив, что Анюта прихворнула, недовольно спрашивала: — Опять пришли?

Анюта виновато опускала голову.

Осенью из Тамбова к матери приехала в отпуск сестра Раиса Павловна, Анютина тетка. Работала она врачом в городской больнице. Анюта, смущаясь, поделилась с ней, что они с мужем хотят маленького, а он почему–то не получается.

— Родишь еще, — успокоила Раиса Павловна. — Живете–то всего год… Да и тебе восемнадцать только. Это не двадцать восемь, беспокоиться нечего. Успеешь! Я–то в тридцать лет родила!