Петр Фоменко. Энергия заблуждения

Ваше занятие режиссурой возникло под влиянием Петра Наумовича?

Я считаю, все хорошее, что мне удалось сделать в театре, – это влияние Фоменко. Горжусь тем, что после моего спектакля «Игроки», который он смотрел два раза (можете себе представить, чтобы Петр Наумович смотрел что-то два раза!), он пришел, кинул, как он умел – театрально, с размаху – свой пиджак об пол и воскликнул: «Вот я не нашел крап, а ты – нашел!» Тот карточный крап, которым так гордится Ихарев! И наш песенный, игровой подход к комедии Гоголя ему нравился. Мне было жутко приятно, что ему показалось, будто я в своей постановке нашел что-то особое, чего не было в его знаменитой постановке «Игроков». Представляете, это он научил меня бесшумно двигаться по сцене. И теперь я все время говорю своим – что вы топаете, как кабаны? Конечно, это не главное, а так, к слову… Но для него не было мелочей, все было важным, и это тоже…

Вы собирались пригласить Фоменко, когда работа над вашим следующим спектаклем «Нижинский», который был нашумевшим проектом с участием двух звезд – вас и Александра Фекл истова – и агентства «БОГИС», зашла в тупик?

На «Нижинском» он с нами пробыл недолго, просто чтобы нас не обидеть. Мы хорошо провели время, но было очевидно, что ему совершенно неинтересна эта драматургия. К тому же он человек своей идеи, и чужую он не может присвоить и служить ей. Идея должна родиться у него, тогда он летает. А иначе ему скучно. Может быть, конечный результат наших усилий ему даже понравился, спектакль-то был неплохой.

Ваше общение продолжалось не только в работе?

Иногда мы закатывались к кому-нибудь в гости, выпивали… А как же – с Петром Наумовичем да не выпивать! Он демонстрировал свой знаменитый трюк театрального выпивания водки без рук, выпрыгивал с первого этажа на улицу с подоконника, а оттуда пел песню. Все это мы «проходили», и он совершал свои парадоксальные поступки с огромным удовольствием. Каждый день мы репетировали, а иногда собирались, пили, пели – обычное, как нам тогда казалось, времяпрепровождение режиссера и артистов.

Какой из спектаклей Фоменко вы больше всего любите?

Я даже не могу особенно выделить какой-то его спектакль из всей его жизни. Часто не понимают, что я имею в виду, но я считаю, что Фоменко всегда ставил один и тот же спектакль всю свою жизнь. Я вообще считаю, что и артист не должен играть роль, он должен играть тему. Должна быть одна дорога. Столбовая. Бросаться из стороны в сторону – не по мне. Точно так же и с Петром Наумовичем. Спектакль Фоменко я через минуту узнаю безошибочно: покажите мне десять постановок, не называя имен, и я сразу укажу вам, какая из них принадлежит Фоменко. В ней его дух… И не дух даже… Сразу видно его отношение к театру. У него есть своя неповторимая манера, поэтому я и говорю, что он все время ставит один спектакль.

Материал ему конечно же важен, но это – только разговор с самим собой. Утром он подумал об одном – и рассказывает нам об этом, завтра о другом – и рассказывает нам о другом. Рассказ длиной в жизнь. Спектакль длиною в жизнь.

Как вам кажется, старые раны, полученные Петром Наумовичем при советском режиме, давали себя знать?

Несмотря на гонения, изгнания, отсутствие работы, обид на режим и на судьбу он не таил. Любимая фраза была: «Обижаться – удел горничных». Питер, возможно, был ему неприятен, и я его понимаю. Ленинград мог повернуться так, чтобы стать человеку неприятным, и в этом я Петра Наумовича поддерживаю, да не обидятся на меня живущие там люди. Просто какое-то место отталкивает тебя, не принимает. Вот и все.

Известно, что он скептически относился к наградам и званиям…

Все награды и признание пришли к нему довольно поздно. Но это смотря как относиться. Я вообще к наградам отношусь резко отрицательно. Как и он. Что это такое – звания, премии, ордена, особенно когда коллеги судят коллег? Где критерии в этой профессии, откуда им взяться в театре? Циркач прошел по проволоке, не упал – отлично! У нас же в театре единственный критерий «нравится – не нравится». Все мы знаем ангажированность премий. Думаю, Петр Наумович не любил награды не потому, что они пришли к нему поздно, а в принципе это было не в его характере. Вслед за ним я тоже никогда не помещал ни в одной афише моего «Театрального товарищества 814» никаких званий и упоминаний о премиях. Пока не пришел на работу в Театр имени Ермоловой. Здесь стал писать, поскольку служащие в театре артисты со званиями и регалиями иначе не поймут, что у них за художественный руководитель.