Петр I

30-го. Царский духовник²⁵ передавал мне, что за Невой, на гауптвахте, в присутствии 20 человек солдат заплакал образ Божьей Матери, которая будто бы сказала при этом, что в ее честь за крепостью должна быть построена церковь. Об этом чуде доложили царю, ибо русские по меньшей мере так же суеверны, как паписты, и царь, желая сам это видеть, тотчас же поехал за Неву, чтобы осмотреть образ: у глаз Божьей Матери действительно оказалось несколько полосок, как бы от стекавшей вниз влаги. Поверил ли он этому вымышленному плачу, не знаю, во всяком случае, ни положительного, ни отрицательного мнения своего по настоящему делу он не выразил. И вот слух этот, как ложь, сочиненная евреями о том, будто бы тело Иисуса было украдено его учениками, продолжает и доныне составлять между русскими предмет всеобщих разговоров.

В тот же день царь рассказал мне о следующем случае, происшедшем несколько лет тому назад в Москве. По его распоряжению казнили некоторых бунтовщиков. В России осужденные идут на казнь не связанные, им даже не завязывают глаз, они сами бросаются наземь перед палачом, растягивают руки и вытягивают ноги и кладут голову на плаху. Один из бунтовщиков лег плашмя на землю, протянув руки вдоль тела, затем ему отсекли топором голову. Тут царь увидал, как обезглавленный труп приподнялся на руках и на коленях и простоял в таком положении целую минуту, после чего снова повалился наземь. Рассказ этот заслуживает веры, так как слышал я его из собственных уст царя, а царь не склонен к вымыслам. В заключение царь, который весьма здраво обо всем судит, выразил мысль, что, несомненно, у этого преступника жилы были сравнительно тонкие – обстоятельство, замедлившее истечение крови, и чрез это на более долгое время сохранившее в теле жизненные силы. Подобные же случаи, происходящие от той же причины, наблюдаются и на птицах, в особенности на курах, которые, будучи обезглавлены, иной раз долго еще бегают по земле. <…>

Март

<…>

16-го. Проезжая по городу, я случайно встретил царя, который сам делал сортировку между солдатами и офицерами, устраняя старых и негодных к службе, причем сам обо всем расспрашивал и писал. Удивительнее всего было спокойствие, с каким он это делал. Непосвященный подумал бы, что никакого другого дела у него нет, тогда как в действительности во всей России государственные дела – гражданские, военные и церковные – ведаются им одним, без особой помощи со стороны других. Перед своим уходом, царь велел внести globum terrestrem <земной глобус – лат> в дом и поставить его под небо из тафты. Глобус этот медный, шести футов в диаметре, заказан в Голландии покойным королем шведским; цена ему была назначена в 16 000 ригсдалеров, но так как король умер до его изготовления, а царствующему королю в нем надобности не было, то царь выторговал его себе за 1800 ригсдалеров.

В этот день из Москвы уехал упоминаемый выше польский посол, не получив у царя иной прощальной аудиенции, кроме как частной, на пиру у некоего служащего в Сенате, в Москве, Тихона Никитича, куда был зван и царь. <…>

21-го. Я ездил в Измайлово-двор в 3 верстах от Москвы, где живет царица, вдова царя Ивана Алексеевича, со своими тремя дочерьми царевнами. Поехал я к ним на поклон. При этом случае царевны рассказали мне следующее. Вечером, незадолго перед своим отъездом, царь позвал их, царицу и сестру свою Наталью Алексеевну в один дом в Преображенскую слободу. Там он взял за руку и поставил перед ними свою любовницу Екатерину Алексеевну. На будущее время, сказал царь, они должны считать ее законной его женой и русской царицей. Так как сейчас, ввиду безотлагательной необходимости ехать в армию, он обвенчаться с ней не может, то увозит ее с собой, чтобы совершить это при случае, в более свободное время. При этом царь дал понять, что если он умрет прежде, чем успеет на ней жениться, то все же после его смерти они должны будут смотреть на нее как на законную его супругу. После этого все они поздравили Екатерину Алексеевну и поцеловали у нее руку. Без сомнения, история не представляет другого примера, где бы женщина столь низкого происхождения, как Екатерина, достигла такого величия и сделалась бы женой великого монарха. Многие полагают, что царь давно бы обвенчался с ней, если бы против этого не восставало духовенство, пока первая его жена была еще жива, ибо духовенство полагало, что в монастырь она пошла не по своей доброй воле, а по принуждению царя, но так как она недавно скончалась²⁶, то препятствий к исполнению царем его намерения более не оказалось. <…>