Петр I

10 сентября мы возвратились в Петербург, где я получил письмо из Москвы от Артемия Волынского, который уведомлял меня, что он назначен посланником в Персию и предполагает отбыть в течение сего месяца. Как мне удалось выяснить у московитов, направляя сказанного Волынского в качестве посланника, его величество желал получить достоверные сведения о состоянии Персидской империи, ее войске, крепостях и границах.

Одновременно у царя было и совсем иное намерение: послать в Испанию своего фаворита и адмиралтейского советника Кикина для заключения торгового трактата в предположении, что московитские товары и корабли, здесь сооружаемые, будут с немалой выгодой продаваться испанцам. Однако сие дело так и не сладилось, а сам Кикин в 1718 году был казнен в Москве, обвиненный в том, что он советовал царевичу бежать из Московии.

Царь получил из Астрахани известие об открытии на берегах Каспийского моря золотоносных жил³². Сие побудило государя послать туда капитана гвардии черкасского князя Александра Бековича вкупе с г-ном Блюкером, весьма сведущим во всем, что относится до залежей минералов. Но прежде чем начинать там какие-либо работы, царь приказал им очистить сию страну от кочевых калмыков. В сей экспедиции им должен был способствовать астраханский гарнизон, а также войско вассальной московитам матери князя Бековича. <…>

Октябрь

Приказано перевести из всей Московии двенадцать тысяч семей на жительство в Петербурге, что повлекло за собой множество для оных тягот и немалые траты на перемещение сюда архангельской торговли. По сему случаю купцы подали царю жалобу, в каковой представлялись нижеследующие резоны.

1) Ежели упомянуть одну только Вологду, находящуюся между Москвой и Архангельском, то в ней обосновались три немецких купца, кои доставляют средства для существования более чем двадцати пяти тысячам работников, занятым на выделке пеньки, каковую вывозят оттуда в чужие края. Если содержать такое же число людей в Петербурге, где всё впятеро дороже, то не останется никакой прибыли, а воспоследует лишь всеконечное разорение.

2) Большая часть товаров архангельского вывоза доставляется туда из соседних с Вологдой мест по воде, но в Петербург их придется везти преимущественно сухим путем, отчего воспоследуют многие излишние расходы для купечества.

3) Почва в Петербурге столь сырая, что пенька начнет гнить там уже через несколько месяцев.

4) Плавание по Финскому заливу крайне опасно, и обеспечение кораблей страхованием чрезмерно дорого, особливо при теперешней войне. <…>

22 октября из Петербурга прибыл нарочный с известием, что накануне кронпринцесса разрешилась от бремени сыном³³. В тот же день мы выехали обратно в Петербург. По дороге царь рассуждал о Шлиссельбурге и других своих завоеваниях и между прочим сказал, что предки его владели сим местом, как явствует из подлинных документов, хранящихся в петербургских архивах.

Поелику теперь надобно сказать о кончине кронпринцессы, упомяну о некоторых обстоятельствах ее жизни, связанных с историей Московии. Общеизвестно, что она принадлежала к Брауншвейг-Вольфенбюттельскому дому и была сестрой германской императрицы. Женитьба на ней царского сына произошла следующим образом. Его царское величество уже давно задумал породниться с каким-либо могущественным германским домом, устроив для сего брак своего сына, а заодно не только вывести царевича из состояния присущей ему апатии, но и отвадить от дурного общества, каковое делало его одиозным для всех порядочных людей. Он был столь привержен к удовольствиям, что никакие увещевания не могли заставить его переменить свое поведение. Царевич продолжал прежний образ жизни, не помышляя о том, что может лишиться престолонаследия. Однако царь не мог смириться с таковым положением и прямо объявил ему, что если в ближайшее время он не переменится, то будет заточен в монастырь, ибо лучше отсечь злокачественный член, нежели подвергать заражению все тело. Даже фавориты принца уразумели угрожающую опасность и пытались убедить его позаботиться о самом себе и стараться скрыть свою неприязнь к иноземцам и изыскать для себя невесту при одном из могущественных немецких дворов, что расположило бы царя в его пользу, хотя бы из уважения к кронпринцессе.