Петр и Феврония: Совершенные супруги

Целая коалиция рязанских князей явилась под стены Пронска с отрядом половцев и потребовала отдать город. Давыд не решился вступать в бой. Он ответил: «Братья, не я сам набился на Пронск; посадил меня здесь Всеволод; теперь город ваш, а я пойду в свою волость». Это серьезный аргумент в пользу миролюбия Давыда Юрьевича: мог ведь и запереться в Пронске, понадеявшись на силу оружия. Город славился как крепкий орешек, не столь просто его взять на щит. Но Давыд Юрьевич не пожелал драться и оставил крупный удел без боя. Так закончилось недолгое присоединение Пронска к Муромскому княжению…

Желал этих «ратных подвигов» Давыд Юрьевич или не желал, но во время большой войны, охватившей северо-восток Руси, он не мог оставаться в стороне, ибо непослушание старшему союзнику могло дорого стоить и самому князю, и его земле. Трудно обвинить его в излишней драчливости.

Однако никто не мог принудить Давыда Юрьевича к участию в великой смуте, разразившейся после смерти всё того же Всеволода Юрьевича.

Этот великий князь Владимирский, один из сильнейших правителей Руси того времени, вошел в историю с прозвищем Большое Гнездо. Потомством он был обилен сверх меры — щедр оказался к нему Господь! Но у всякого блага есть и оборотная сторона. Обилие детей и неурегулированность вопроса о наследовании вызвали затяжную войну между сыновьями великого князя.

В 1213 году Давыд Юрьевич привел свои полки на помощь одному из сыновей Всеволода Большое Гнездо, Юрию, и вместе с ним ходил в поход к Ростову. Близ Ростова на реке Ишне вспыхнул бой, полыхнули сёла, но на сей раз братьям Всеволодовичам удалось договориться и разойтись без большого кровопролития^[45]. А в 1216 году князь Муромский бился на стороне Юрия Всеволодовича в кровопролитном сражении на Липице[46]. Он оказался в стане проигравших, но княжения своего не утратил. Обстоятельства борьбы между отпрысками Всеволода Большое Гнездо позволяли Давыду Муромскому избежать участия в боевых действиях, но он того не пожелал. И такое его решение не очень вяжется с миролюбием князя Петра из «Повести…». Ведь вовсе не могущественный Всеволод звал его на рать, а слабый Юрий, едва удерживающий собственное княжение. Не стояло за спиной молодого государя той устрашающей силы, которая одним своим существованием, безо всякого похода или нападения на Муром, приводила к мысли о покорности. Так отчего же муромский князь ввязался в страшную распрю братьев Всеволодовичей? Каких прибытков пожелал для себя и своей Муромской земли? Трудно понять.

Впрочем, при составлении жития автор не слишком много внимания обращает на военно-политические деяния святого, если только он не рисует портрет благочестивого воина. Поэтому образ действий князя Петра как политика передан лишь в самых общих чертах, а как полководца — вообще никак не обрисован. Он храбрый воин, вот, собственно, и всё, что о нем известно с этой стороны. Реальность историческая могла быть намного сложнее и страшнее реальности житийной.

В-третьих, против того, что Давыд Юрьевич и есть Петр Муромский, косвенно свидетельствует приведенная в «Повести…» история его поездки по Рязанской земле.

Петр имел статус одного из значительнейших лиц региона. Он являлся потенциальным наследником Муромского княжения. Трудно представить его путешествующим по соседнему княжеству в качестве частного лица. Отношения двух княжеств — Муромского и Рязанского — в ту пору, мягко говоря, оставляли желать лучшего. Муромские князья составляли часть той силы, которая в любой момент могла вторгнуться на Рязанщину по приказу великого князя Владимирского. В то же время из Мурома ревниво смотрели на стремительный взлет Рязани: еще недавно она считалась «честию ниже» Мурома, а ныне не только вышла из подчинения, но и стала сильнее, влиятельнее, богаче. Таким образом, между Муромом и Рязанью встала стена взаимного раздражения. Недоверие лишало покоя прежних добрых соседей, а периоды «умягчения» оказывались недолгими. Конечно же, в подобных обстоятельствах Петру Муромскому следовало показаться в столичном городе Рязанского княжества и официально объяснить цель своего визита. Кроме того, по его высокому положению уместно было ему поселиться у своей дальней родни[47] — в хоромах рязанских князей, то есть в той же столице.

Но где в ту пору располагалась столица княжества? По мнению большинства специалистов — там, где сейчас находится городище Старая Рязань. В 1237 году орды хана Батыя разгромили ее. Мощь древнего столичного центра начала угасать. Нашествия ордынцев повторялись, и старый богатый оплот Рязанщины всё более терял силы, население, славу. Закатывалось солнце великого города, и начиналась история населенного пункта, где жизнь едва теплится.

Нынешний город Рязань прежде именовался Переяславлем-Рязанским. К нему с течением времени перешла роль рязанской столицы.