Потом великие государи сели на своих государских местах, а патриарху указали сесть же. Посидев мало, государи с святейшим патриархом пошли к царице Наталье Кирилловне, а власти ожидали в комнате. Побыв малое время у царицы, государи пришли в Столовую и сели; а Столовая была для того наряжена по чину. Потом в Столовую вошел патриарх со властями и сел по левую сторону государей, а архиереи на лавке. И, посидев мало, встали, и святейший патриарх по случаю своего поставления подносил государям образа и дары, а те образа и дары объявлял великим государям по росписи боярин П. А. Лопухин. Царю Ивану Алексеевичу патриарх поднес образ Всемилостивого Спаса, оклад чеканный; кубок серебряный с кровлею золоченый; алтабас по серебряной земле, на нем травы золотые; бархат турецкий золотный, по нем репьи шелку разных цветов; атлас золотный по красной земле; объярь золотную по красной земле; атлас гладкий красный; камку желтую куфтяр; два сорока соболей, 200 золотых. Такие же дары были поднесены царю Петру и в меньших размерах другим членам царского семейства. Государи жаловали властей и думных людей кубками ренского, а прочих служилых людей, а также представителей тяглого населения — водкой. Затем государи удалились в свои хоромы, а думных и служилых людей, а также гостей, гостиной сотни, дворцовых и черных слобод посадских людей указали кормить; и для того были поставлены шатры, и «кормка была со удовольством». Празднество не обошлось, по свидетельству Гордона, без пушечных залпов и фейерверка. Царь Петр был так доволен, прибавляет этот свидетель, пальбой и фейерверком, что удержал у себя бояр, думных людей, стольников и иноземных офицеров и целую ночь пировал с ними. Произошел, однако, за пиром неприятный случай, рассказывает тот же Гордон. «Царь рассердился за одно слово, которое показалось ему оскорбительным, и много труда стоило всем, чтоб его успокоить». «Вероятно, это был уже один из припадков гнева, — замечает по этому поводу Погодин, — которым Петр был подвержен и в которых доходил иногда до неистовства». Царь Иван Алексеевич из Преображенского отбыл в Москву в одиннадцатом часу дня, по нашему счету в четвертом, а патриарх Адриан в двенадцатом, т. е. в пятом[148]
.