Петр I. Материалы для биографии. Том 2. 1697–1699.

Получен был в этот день ряд писем от московских друзей, и из них Петр узнал, что делали, о чем говорили и думали в Москве 28 января – число, которым датированы все эти письма. Боярин А.С. Шеин уведомлял о получении от царя «статей» с распоряжениями его «о Миюсе», т. е. о гавани в Азовском море при впадении в него реки Миус[88]. Л.К. Нарышкин сообщал, что царский приказ о выдаче корма датскому посланнику исполняется. Об укреплении городка Тавани и о походе гетмана вниз по Днепру соответствующие указы посланы. Почта, полученная в Посольском приказе, представлена будет царю через великих послов[89].

Того же дела, о Таванском походе прошлого 1697 г. и о проекте нового похода в текущем 1698 г., подробно касался в своем письме и начальствовавший над Разрядом Т.Н. Стрешнев. Петр спрашивал его, «каким злым порядком отступили от Таванска белгородский воевода и гетман, оставя неприятеля близко?» Стрешнев объясняет, что, насколько он мог уведомиться через письма от белгородского воеводы (князя Я.Ф. Долгорукого) и через расспросы лиц, приехавших из тех мест, что «будто отступили за скудостью запасов», а «запасами оскудали» оттого, что промешкали многое время при переправе через днепровские пороги, испытывая при том «пущую докуку» от черкас. Впрочем, Стрешнев давал это объяснение с оговоркой: «О запасех толко я то пишу, сколка мог ведать, а подлинно о том Бог весть».

Для оберегания Таванска и иных мест принимаются меры. Белгородскому воеводе посылаются подкрепления: «людьми их доволим». Гетману предписано, спустившись по Днепру «плавным ходом», занять этот город ранее прихода туда неприятелей. Город будет укреплен: к тому инженеру, который находится уже в Таванске, посылается еще другой инженер – Индрик Голцман. Кроме того, в Киеве находится еще инженер барон, имя которого в письме стерлось. С такими предосторожностями Таванск можно будет удержать за собой, в этом Стрешнев успокаивает Петра: «И о сем вашей милости доношу: чаять, мошно тот город Тованской и гораздо уберечь от неприятеля; и сумневатца много не изволь, потому людей не мало с нашими будет, и притить мошно к городу рано, и неприятель каков – то видели летось: мочно им отпор дать». У наших есть мнение, продолжает Стрешнев, что у неприятеля хороши суда и есть люди «заобычные» к «плавному ходу». Наш плавный поход будет устраиваться в зависимости от того, «каково время будет», т. е., вероятно, когда вскроются реки. Белгородский воевода писал, чтобы в Брянске сделать 200 стругов по образцу того судна, которое в прошлом году строилось в Преображенском и послано в Брянск, только мерою побольше прошлогоднего; такие суда велено делать в Брянске. Он же, воевода, просит прислать тех иноземцев, которые в прошлом году были в Брянске и с ним в Таванском походе, а именно: корабельного плотника Ивана Рейса, матросов Ларонса Эверса, Курта Крестьяна, парусного дела мастера Генкеля Хорторха; они уже высланы в Брянск и опять пойдут с ним в поход в Таванск. Просьбу же воеводы о присылке сверх этих еще других иноземцев нельзя было исполнить: таких иноземцев более в Москве нет; если можно, хорошо бы нанять их там, за границей, и прислать к Москве, такие надобны будут в плавном походе. В особой записке – «цыдулке», приложенной при письме царя к Стрешневу, передавалось ему какое-то для нас не совсем теперь понятное приказание о кирпиче: «кто станет бить челом о кирпиче и об ином о чем, чтоб дать немедленно». В ответ на это приказание Стрешнев сообщает, что «и челобитье, и указ был Федору Алексеевичу о даче кирпича и извести, и то дано, а иного челобитья о кирпиче, и об извести, и об ином по се число нет»[90].

Письмо Г.И. Головкина касалось личных и семейных дел. Петр, по-видимому, высказывал ему в своем письме от 24 декабря из Амстердама какие-то жалобы на пищу в Голландии, говоря, что в Голландии лучше русского только масло да сыр. «А что вспоминаешь, – пишет ему в ответ Головкин, – о недостатке пищи лутчае масло да сыр, и естли бы не ты писал, истинно бы я никому не поверил, и в мысли моей николи о том попечения не было, и чаели, что во всем удоволство, а у нас за за милостию божию всего того с ызбытком». Головкин пишет далее, что Петру пора уже возвращаться домой, так как он свое намерение выучиться кораблестроению осуществил: «только намерение свое исправил, пора к нам возвращатца». Следуют далее семейные подробности, обычные в письмах Головкина: «…а Павлюк и сват, хотя и неволею, только учатца, и сват учением Павлюка упредил и малчик у рук смирен». Заканчивая письмо, Головкин говорит о том удивлении, которое вызвали присланные Петром Кревету из-за границы английские инструменты. «Крефт показывал мне сундук, который прислан с ынструментами из Англии; вещи изрядные и дивные; и где делали, и те де дивились (англичане, т. е. в настоящем случае Кревет), потому что у них таких инструментов обрасцами нет. А которые лимоны с тем сундуком вывезены, и мы к ним коснулись; о том просим прощения. Ганка челом бью. Генваря в 27 день»[91].