Царь получил письмо Ромодановского и, вероятно, также и других, писавших ему о мятеже, 8 мая. «Min Her Kenich, — отвечает он, — писмо ваше, государское, апреля 8 д. писанное, я принелъ мая 8 i выразумѣѳъ, за милость вашу благодарсътвую i въпреть прошу, дабы не былъ оставъленъ. Покупъки въсѣ i наемныхъ людей отпустили къ Городу, i сами поедемъ на сей недели въ четве[р]къ [в] Вѣну. Пожалуй, сдѣлай то, о чемъ тебѣ станетъ говорить Тиханъ Никитичъ, для бога Piter. Iзъ Амстердама, мая въ 9 д. 1698». Дальше в том же письме Петр касается мятежа стрельцов, и касается с горечью и досадой. Но он негодует не столько по поводу самого происшествия, что видно из того, что письмо его начинается с совсем других предметов, сколько на растерянность правительства, которое не начало настоящего расследования о мятеже, «розыска», и предалось мысли о гибели государя за границей, так как давно не было от него писем. Ведь если бы что-либо подобное случилось, весть о смерти царя долетела бы до Москвы скорее почты. «Въ томъ же писмѣ, — пишет Петр, — объявлено бунтъ от сътрелцоѳъ, i что вашимъ правителствомъ i служъбою салдатъ усмиренъ. Зело радуемся; только зело мънѣ печално и дасадно на тебя, для чего ты сего дѣла въ розыскъ не въступилъ. Бохъ тебя судитъ! Не такъ была говорено на загородномъ дворе въ сенехъ. Для чего i Аѳътамона възялъ, что не дъля етово? А буде думаете, что мы пропали (для того, что почьты задержались), i для того баясь, i въ дѣла не въступаешь: воiстинно, скоряя бы почьты вѣсть была; толко, слава Богу, ни единъ ч[еловек] не умеръ; въсѣ живы. Я не знаю, откуды на васъ такой страхъ бабей! Мала ль жи[в]етъ, что почьты проподаютъ; а се въ ту пору была половодь. Некали ничего дѣлать с такою трусостью! Пожалуй, не осердись: воiстинно отъ болезни серца писал»[277]
. Возможность какого-либо возмущения стрельцов Петр, как оказывается из этого письма, предвидел перед отъездом за границу и беседовал об этом с князем Ромодановским, приказывая ему в случае такого возмущения произвести следствие, в котором ему помощником должен был быть А. М. Головин. Не высказывая пока этого, Петр, конечно, мог догадываться, куда могли привести нити такого следствия и, вероятно, Девичий монастырь вспоминался ему не раз при чтении известий из Москвы о стрелецком возмущении.Другая неприятная весть, ожидавшая Петра в Амстердаме, относилась к международным делам: союзу против турок, которым так дорожил Петр и об укреплении которого он так старался, грозил распад. Признаки этой надвигавшейся беды заметны стали царю ранее. Еще 13 апреля отмечен в «Статейном списке» визит к послам цесарского дворянина барона Пареса, который «в приватном разговоре» сказал послам, что цесарское величество склоняется к миру с турками[278]
. По свидетельству чрезвычайного цесарского посла в Лондоне графа Ауэрсперга, Петр, расставаясь с королем Вильгельмом, был уже осведомлен о его посредничестве между царем и Турцией. Эти тревожные вести стали находить себе затем полное подтверждение. 5 мая в Амстердаме посетил послов Христофор Бозе и сказал, что им получено от короля Августа II повеление объявить секретно послам, что цесарь и «Речь Посполитая Венецийская», находя выгодными сделанные турками мирные предложения, хотят заключить с ними мир, причем посредником выступает король Английский[279].