Петр и Петр. Охотник за браконьерами

Василий Васильевич посидел, покачал головой, повздыхал и уж совсем было собрался идти ложиться, как вдруг в окно тихо постучали. Василий Васильевич вздрогнул, подошел к окну и отдернул занавеску. С другой стороны к стеклу прижалось лицо Андрея Петровича. Тот подавал какие-то знаки, которые попять было невозможно. Василий Васильевич открыл окно и спросил почему-то взволнованным шепотом:

— Что случилось, Андрей Петрович?

— Я, кажется,— тоже шепотом ответил Андрей Петрович,— забыл у вас портсигар, а впрочем, все это ерунда, поговорить надо.

— Заходите,— шепнул Василий Васильевич.

— Нет, лучше вы выходите во двор,— шепнул Андрей Петрович,— и свет в комнате погасите, чтобы видно не было.

Василии Васильевич, чувствуя, что он вступает в какой-то новый мир, совсем не похожий на тот спокойный, привычный, в котором он прожил всю жизнь, в мир, полный ужасных тайн и неслыханных приключений, погасил свет и, ступая па цыпочки, вышел во двор.

Узкий серп луны тускло освещал курятник, собачью конуру, колодезный сруб.

— Видите?—спросил Андрей Петрович шепотом и показал на луну.

— А что там? — спросил Василий Васильевич.

— Серп повернут налево.

— Ну и что?

— А то,что в субботу будет ночь безлунная.

— Ну и что? — спросил Василий Васильевич.

— Бросьте вы! — раздраженно сказал Садиков.— Довольно морочить друг другу голову. Мы с вами одни, нас никто не слышит. Если один проболтается, другой может отречься.

— Вы о чем? — спросил Василий Васильевич, замирая от сладкого ужаса.

— Двести килограммов форели! — сказал с пафосом Садиков.— А может, и триста, и никто не охраняет, кроме двух ребят. Вы представляете себе: на каждого семьдесят пять килограммов форели! Это же настоящая ловля. Будет о чем вспоминать всю жизнь! А тут сиди с удочкой целый день, жди, когда клюнет какой-нибудь карп граммов на триста. Лодка есть, мотор есть, честно скажу, знаю, что у вас и сети есть. Знаю, что в прошлом году вы их во Фрунзе купили. Мы все друг друга знаем давно, да и, кроме того, кто же донесет, если все одинаково виноваты? Решайтесь. Если решаетесь, я наедине поговорю с Валентином Андреевичем, а вы — наедине со Степаном Тимофеевичем. И если согласятся все, то с богом! А согласятся обязательно. Я смотрел сегодня, у всех одинаково горели глаза. Тут хищники браконьеры сотни тонн вылавливают, дачникам продают, состояния наживают, а мы один только раз для себя, не на продажу, а как спортсмены-любители. И главное, как обстоятельства складываются:  никтоне  охраняет.

 Форель, можно сказать, сама в руки идет. Это же надо дураком быть, чтобы пропустить такой случай! Решайтесь, Василий Васильевич.

— А мне со Степаном Тимофеевичем говорить? — прошептал Василий Васильевич.

— Да, и прямо сейчас идите. Он, наверное, еще не успел лечь. Вызовите его во двор и поговорите. А я Валентина Андреевича вызову. А потом мы с вами встретимся там, на углу, если они не согласятся — вдвоем, а если согласятся, то все вчетвером. Ну говорите, да или нет?

— Иду,— прошептал Василий Васильевич.— Но помните: если кто-нибудь из них не согласится, мы с вами не разговаривали, вы не возвращались, и вообще ничего не было.

— Даю слово,— сказал Садиков.

Через час милиционер, патрулировавший по улице, увидел, что на углу стоят и шепчутся четыре человека. Так как время было позднее, милиционер заподозрил неладное и, подойдя, осветил разговаривающих электрическим фонариком.

Но оказалось, что все благополучно. Беседовали вполне почтенные и приличные люди: заведующий горкомхозом, бухгалтер педтехникума, заведующий автобазой и заведующий хозчастью конного завода. Милиционер извинился перед ними и пошел дальше, а четверо, дождавшись, когда он завернул за угол, продолжали беседу

Глава четвертая Заговорщики действуют

Следующие дни были полны совершенно невероятных переживаний. Четырем друзьям казалось, что весь аппарат горкомхоза, весь педтехникум, вся автобаза и весь конезавод уже догадались об их преступном, злодейском замысле. Что личный состав всех учреждений просто хочет поймать их с поличным и поэтому делает вид, будто бы ничего не знает. Всем четверым снились страшные сны. Их прорабатывали на общих собраниях, подчиненные смело выступали с резкой критикой по поводу нарушения начальниками советских законов. Вообще было очень страшно.

Поселок был небольшой. Хотя он и назывался городом, но, по чести сказать, не заслуживал этого названия. Четверо встречали друг друга по нескольку раз в день. Встречаясь, они отводили глаза в сторону, но потом пугались, что прохожие заметят, обратят внимание на то, что друзья не здороваются, предположат ссору, а это даст пищу для разных подозрений, спохватывались, радостно кланялись друг другу и улыбались.