Петр и Софья

— Да ладно… Да будет, дитятко. Глупый ты, несмышлёный ещё… Я так, пустое молвила. А ты вон уж што. Помолчи, слышь. Я велю. Гляди, и в беду нас впутаешь, — уже принимая строгий вид, стала приказывать Наталья; но не выдержала до конца роли и с новыми горячими поцелуями и ласками зашептала: — Ох, Петенька, солнышко моё ясное… Горькие мы с тобою сироты… Недруги нас обступили, кругом обложила сила вражья… Помалкивай лучче, соколик ты мой. Молю тебя Христом-Богом… Лучче, коли тише, — невольно повторяя полузабытый завет покойного, Тишайшего царя Алексея, уговаривает сына вдова-царица.

Ничего не сказал на это мальчик, повёл густыми, тёмными бровями — и отошёл опять к столу, за книжку свою уселся…

А мать с дочерью дальше ведут печальный разговор, только потише, почти шепотком теперь, чтобы опять не встревожить этого мальчика, который дороже им собственной жизни и счастья. И имя царевны Софьи изредка доносится до обострённого слуха Петра, который, весь насторожась, глядит только в книгу, а не читает её.

В тот же день, когда Зотов позвал царевича в обычный час к уроку, Пётр, учившийся постоянно внимательно, с большой охотой, был очень рассеян, даже грустен, словно иногда и не слышал объяснений и вопросов наставника.

— Да здоров ли ты, государь мой царевич? Ино оставим науку, коли што. Потолкуем налегке про кой-што. Вон хоть в ту горницу пойдём, где воинское дело представлено. Може, што новое скажу тебе, — предложил Зотов.

Больше всего любил мальчик картины в одном из покоев, предоставленных ему, на них было изображено военное вооружение, снимки с известных баталий, планы лагерей и крепостей.

Но невинная уловка не помогла.

Мальчик перешёл в «батальный» покой, слушал, что говорил ему Зотов, а выражение внутренней напряжённой думы не сходило с красивого личика.

— Да не поведаешь ли мне, Петрушенька, с чего заскучал? Может, недужен ты, светик мой, — с искренней, нежной тревогой спросил наконец Зотов. — Надо государыне сказать. Лекаря покличем. Скажи, прошу душевно.

— Не надо… Зачем матушке? Здоров я… А вот спросить хочу тебя… Да не ведаю, ладно ли будет? Матушка сказывала, молчал бы. А и молчать нет мочи. С того я…

— Вижу, сам вижу мятется душенька твоя чистая, ангельская. Да уж поведай мне. Вот тебе икона. Крест святой порукой: а ни-ни… на духу не поведаю, попу не открою, што сказать изволишь… А може, умишком моим худым и советишко дам пригодный. Не от разума, от усердия моего да от щедрой приязни…

Искренно любящий мальчика Зотов быстро-быстро крестился, а глаза его даже наполнились слезами от наплыва чувств.

— Ну уж скажу… Слышь, лишь бы никому не сказывал… Помни. Крестом поручался ты…

И, понизив голос, царевич передал наставнику весь недавний разговор свой с матерью и бабушкой.

— Мудрёную задал ты мне задачу, царевич. И не ждал я никак того, што услыхать довелося. Лучче бы и не допытыватца, и не дознаватца мне… Простого я роду, не обык к вашим царским делам да случаям… Што и сказать, совет какой дать, не знаю.

И Зотов умолк. Ничего не сказал и мальчик. Но с такой тоской глядел он мимо учителя в соседнее окно, что у того сердце сжималось от боли.

Наконец он снова заговорил.

— Да поведай уж, што ты волил знать от меня, царевич? Може, наставит Господь меня, недостойного…

— Сам подумай, чего мне надобно… Как бы матушку оберечь? Недругов наших одолеть? Видно, боязно матушке; и меня бы, как Димитрия-царевича, со свету бы не сжили людишки подлые…

— Да неужто ж царевна встанет на брата, сестра-то родная?

— Царевна? — сразу, вздрогнув, насторожился Пётр. — Да нешто правда, што Софья на нас с матушкой… с ворогами с нашими? Мосеич, што ты?

И широко раскрылись глаза у мальчика не то от ужаса, не то от омерзения.

— Господь с тобою… Нешто я сказал такое?. Ты же мне сказывал, будто и царевны-сестрицы имя было матушкой-царицей помянуто… Я, по правде сказать, слыхал, што неспокойно в терему у царевен, особливо в покоях царевны Софьюшки. Да не на грех же подбивают её… Обычно в дому вашем царском дня не бывает без наговоров да составов разных. Друг дружке ногу каждый подставить норовит. А штобы такое дело! Храни Боже! Ежели вороги ваши плохое и задумали, так то лишь одни бояре… Ну, скажем, Языков тот же, што в ином месте поселить тебя, государь-царевич, с царицей-матушкой сбирается… Ну, Хитрово али Милославские… А штобы царевна… Храни Господь. И не поминай её.

— Ладно, ладно, не стану. Слышь, што задумал я. К братцу, к царю, прямо пойти и поведать про все. Ужли ж не вступится братец? Брат же я государю. Крёстный он мне. Батюшка, слышь, помираючи, при всех сказывал мне по братце на царство сесть. Даст ли он в обиду нас?