Петр II

— Это были преображенцы, Ваня. Могу ли я теперь доверять гвардии, которая охраняет дворцы? А с Апраксиным у нас может быть шанс.

Мы поскакали по улице и сделали большой крюк. Пересекая торопливо Большую першпективу, оглянулись на место боя, но с расстояния в полверсты уже ничего нельзя было разглядеть. Я ощущал себя всё хуже. Кровь тёплой влагой стекала на руку и капала на землю, в глазах темнело. Копыта прогрохотали по мосту, и мы въехали в адмиралтейскую крепость. Никита истошно заорал!

— Лекаря живее! Закрыть ворота! В городе бунт!

Меня подхватили под руки, куда-то понесли и я позволил темноте наползти на моё сознание окончательно.

Глава 15

Трудно оставаться в беспамятстве, когда тебя тормошат и над тобой причитают, как над покойником. Я тяжело поднял веки и увидел мокрое от слёз лицо Никиты, а рядом хмурую физиономию Вани. Какие-то люди толпились у них за спинами.

— Живой! — заулыбался Никита. — Ну и напугал ты нас, Петр Алексеевич!

Никита вытер обшлагом слезы, а Ваня отодвинул его и дотронулся до моей раненной руки. Я вздрогнул от боли.

— Нужно перевязать рану, пока Государь кровью не истёк.

Тем не менее, явное замешательство отразилось на лице моего приятеля. Похоже, большого опыта в перевязывании ран у него не было. По счастью, сквозь толпу протолкался мужчина в камзоле, в котором я признал лекаря при Адмиралтействе. Громким голосом с отчётливым акцентом, медик потребовал открыть окна и всем посторонним удалиться из помещения, чтобы дать государю свежего воздуха. Народ колыхнулся, но с места не сдвинулся. Тогда лекарь обратился к Ивану.

— Прошю вас, помогайт царь, выпроводить алес из комнат!

Ваня кивнул и заорал:

— Пошли все прочь! Набежали, вороньё!

Криками и толчками он с помощью Никиты освободил палату. Врач в это время срезал ножницами мой рукав и содрал его с руки вместе с подсохшей немного кровью. Я скрипел зубами и шипел от боли, а врач начал колдовать что-то с тампонами, тряпицами, спиртом, иглой и ниткой, успокаивая меня, что рана легкая, кость не задета. Вот проверит только, не забилась ли внутрь тела ткань от мундира или какой-нибудь другой мусор и зашьёт. К концу этой малоприятной процедуры появился Фёдор Матвеевич Апраксин.

— Как же так, Петр Алексеевич? Кто посмел руку поднять?

— Здравствуй, Федор Матвеевич — я нашел силы криво улыбнуться. — Вот, поехал к тебе в гости, да наткнулся на отряд Дашкова. Он по приказу Меншикова стал требовать моего возвращения в Посольский дворец. Я отказался, а потом кто-то из солдат выстрелил. Расспроси Никиту с Ваней, может быть, они что-то заметили. Апраксин перевел взгляд на моих камер-юнкеров. Те пожали плечами. Ваня добавил:

— Так всё и было. Кто выстрелил — непонятно, но до этого Дашков вёл себя нагло и вызывающе.

— Засада это была! — добавил Никита — Мы только на мост въехали, как нам дорогу назад отрезали.

Апраксин разразился матерной тирадой, затем сделал вывод:

— Дашков без ведома Меншикова не стал бы наглеть. Ну, Сашка, стервец!

— Погоди ругаться, Фёдор Матвеевич. Пошли дознавателей к Гостиному двору — пусть опросят свидетелей. Ещё там остались Федя Лопухин и два солдата, Григорий Степанов и Иван, фамилии которого не помню. Может, они там раненные лежат и им помощь срочная нужна.

— Хорошо. Иван Михайлович, займёшься?

В дверь протиснулся вице-адмирал Головин, генерал-кригскомиссар флота.

— Исполню, Фёдор Матвеевич.

Прихватив с собой Никиту Трубецкого и отряд моряков для охраны, Головин отправился к месту происшествия. Я между тем рассказывал Апраксину события вчерашнего вечера и сегодняшнего утра, а также планы на завтра.

— Распустить Верховный Тайный Совет? То дело твое и право. Мыслю только, что, даже зная об этом, Меншиков не пошёл бы на цареубийство.

— Ты сам то, не против этого, Фёдор Матвеевич?

— Да чего же мне, старому, возражать? Совет или Сенат — не вижу между ними особой разницы.

— Тогда завершим то, что планировали на завтра.