Петр III

Странности в поведении императора можно было наблюдать и во время публичных и торжественных церемоний. Екатерина II в «Записках» писала, что после присяги Петру III, совершенной в церкви, новгородский митрополит произнес речь, обращенную к императору. Тот «был вне себя от радости и оной нимало не скрывал и имел постыдное поведение, не соответствующее ни сану, ни обстоятельствам». Еще более странно Петр Федорович вел себя во время похорон императрицы Елизаветы Петровны, событие, тоже запечатленное Екатериной II: «нарочно отстанет от везущего тела одра» сажен на 30, «потом изо всей силы добежит», так что немолодые камергеры, державшие шлейф его черной «епанчи», отпускали и «ее раздувало ветром», эту «забаву» он повторил несколько раз, она доставляла ему удовольствие.

Совершенно очевидно, что в совокупности подобные поступки наследника трона, а затем и императора вызывали не только недоумение, но и осуждение, они свидетельствовали то ли о ребячестве императора, то ли о его склонности к озорничеству, то ли об отступлении от поведения нормального человека. Поведение племянника существенно повлияло на отношение к нему Елизаветы Петровны: от прежнего восторга и умиления от общения с наследником не осталось и следа; что отметил Фавье: «Тетка остается по-прежнему холодна и неприступна, может быть, вследствие своей слабости, племянник почтителен, но без малейшей нежности и, может быть, из робости, никогда у нее ничего не просит. Они видятся только ради приличия, и между ними нет ни дружбы, ни доверия».

Самый, на наш взгляд, убедительный и обстоятельный отзыв о наследнике престола дал все тот же Фавье: «Никогда нареченный наследник престола не пользовался менее народною любовью. Иностранец по рождению, он своим слишком явным предпочтением к немцам то и дело оскорбляет самолюбие народа и без того в высшей степени исключительного и ревнивого к своей национальности. Мало набожный в своих приемах, он не сумел приобрести доверия духовенства. Если подозрительный нрав императрицы Елизаветы Петровны, а также министров и фаворитов, отчасти и держит его вдали от государственных дел, то этому, утверждают многие, тем более содействует его собственная беспечность и даже неспособность. Вследствие этого он не пользуется почти никаким значением ни в Сенате, ни в других правительственных учреждениях. Погруженные в роскошь и бездействие придворные страшатся времени, когда ими будет управлять государь, одинаково суровый к самому себе и к другим. Казалось бы, что военные должны его любить, но на деле не так. Они видят в нем чересчур строгого начальника, который стремится их подчинить дисциплине иностранных генералов».

Фавье делился своими впечатлениями о Петре Федоровиче, когда тот стал вполне взрослым человеком, то есть когда ему исполнилось 30 лет. Уместно сравнить мнение Фавье с суждением саксонского посланника Пецольда о Карле Петре — Фридрихе, когда ему исполнилось 13 лет и когда он провел в России всего четыре месяца: «Как ни велики были старания призвать в Россию герцога голштинского и как любезно не относится государыня к г. Брюммеру, влияние которого, тем не менее, не велико, молодой герцог остается все-таки не более как гостем. Его не только не знакомят с народом, но и вообще не замечается ни малейшего старания выставить герцога перед народом в благоприятном свете. Я вполне уверен, что умри государыня теперь, его не замедлили бы выслать домой».

Как видим, за годы пребывания в России Петр Федорович сохранил свойства характера и свое место в обществе России почти в неизменном состоянии: в тридцатилетнем возрасте он оставался таким же гостем, как и в тринадцатилетнем, — чувствовал себя не наследником Российского престола, а голштинским герцогом, исповедовал не православие, а лютеранскую веру, наследником, не прошедшим школы подготовки к управлению колоссальной империей. Он оставался чужеродным телом в русском обществе.

Бесспорно, вина отчужденности от России будущего императора лежит, прежде всего, на самом наследнике, не проявлявшем ни желания, ни заботы, чтобы влиться в правящую элиту России и блюсти интересы народа, которым должен был править. Но велика и вина императрицы Елизаветы Петровны, не проявившей должной заботы ни о развитии интеллекта наследника, ни о его подготовке к занятию трона. Похоже, беспечную императрицу вполне устраивал племянник, увлекавшийся экзерцициями, игрой на скрипке, поглощенный заботами о родной ему Голштинии и вследствие этого не представлявший угрозы сместить ее с трона.

Такой представлялась личность Петра Федоровича в ипостаси наследника Российского престола современникам. Неуравновешенным человеком он представлялся и историкам, как дореволюционным, так и советским.

Глава вторая Невеста наследника