Петр III

Иоганна Елизавета в письме к супругу так описала подготовку невесты в венчанию: после того, как ее в уборной Елизаветы Петровны одели, «императрица надела на голову невесты маленькую брильянтовую корону; волосы ее были напудрены, платье было из великолепного серебренного glace, окаймленного на высоте пол-юбки золотою мишурою. Это украшение, драгоценности, которыми она была покрыта, придавали ей обворожительный вид. Ее немного подрумянили, и цвет ее лица никогда не был прекрасен, как в это время. Ее светло-черные волосы, лоснящиеся, еще более выказывали ее юный вид и придавали прелестям брюнетки нежность блондинки».

Торжества продолжались десять дней: балы сменялись маскарадами, иллюминации дополнялись фейерверками, обеды сменялись ужинами. В последний день торжеств, 30 августа, состоялась единственная в своем роде церемония: ботик Петра Великого был поставлен на галеры и сопровождаемый двумя шлюпками отбуксирован от Петропавловской крепости вверх по реке. За ними следовали корабли, находившиеся в Петербурге. Галера с ботиком сначала пришвартовалась к Александро-Невскому монастырю, где отслужили молебен, а затем направилась к Петропавловской крепости, где императрица в сопровождении молодых отплыла на обветшавший «знаменитый ботик и поцеловала находившееся на нем изображение отца». Торжество завершилось ужином, балом и фейерверком, они, по отзыву матери великой княгини, были «самые веселые, быть может, какие только бывали в Европе». Невеселой была только новобрачная. Она в мемуарах записала: «…Любезный супруг мой решительно не занимался мной, но все время проводил с своими лакеями, играя в солдатики. Я скучала и зевала: мне не с кем было сказать слова».

В том, что кредит Иоганны Елизаветы в глазах императрицы пал настолько, что отразился даже на ее супруге Христиане Августе, явствует из того, что он, будучи отцом невесты, не был приглашен ни на помолвку, ни на свадьбу. Хотя Иоганна Елизавета не уставала ему морочить голову, чтобы он готовился к поездке в Россию. Лгать и изворачиваться ее принуждало стремление внушить супругу мысль, что она пользуется беспредельным уважением императрицы, которое она давно утратила.

Свадебные торжества означали, что цель, ради которой княгиня цербтская сопровождала свою дочь в Петербург, была достигнута. После свадьбы началась подготовка к отъезду Иоганны Елизаветы в Киев. Напомню, после разговора императрицы с цербтской княгиней ее суетливая активность поубавилась и Елизавета Петровна, чтобы не дать повода европейским дворам судачить о размолвке между нею и княгиней, решила щедро ее наградить подарками: ей она велела выдать 50 тысяч рублей, два сундука с китайскими вещами, весомые подарки получили камер-юнкер, фрейлина и даже камер-лакей княгини.

Княгиня выехала из Петербурга 28 сентября 1745 г. Во время прощальной аудиенции у императрицы она «упала к ее ногам и со слезами на глазах просила простить ее, если чем-либо оскорбила ее величество. Императрица отвечала, что теперь поздно уже думать об этом, и прибавила, что, если б княжна была всегда так кротка, это было бы гораздо лучше для нее же самой».

Перед отъездом из России княгиня отправила мужу письмо, свидетельствующее о том, что положение ее дочери после принятия православия и свадебных торжеств значительно укрепилось: «Крайне необходимо, чтобы наша дочь своим поведением, во всем согласном с желаниями императрицы, все более укрепляла себя в ее благоволении. Императрица любит ее, как свое собственное дитя, но злые люди могут многое».

Иоганна Елизавета, как и всегда, крайне преувеличивала свою роль в судьбе дочери. Княгиня, если и способствовала росту авторитета и влияния Екатерины Алексеевны, то не своими советами и неразумным поведением, а тем, что поступки дочери, обдуманные и расчетливые, вызывали у окружающих симпатии, в то время как мать на этом фоне всегда оказывалась в проигрыше.

С отъездом матери великой княгине, оставшейся на чужбине в одиночестве, пришлось выдержать тяжкие испытания в поисках опоры, чтобы устоять против натиска нелепого супруга и приблизить время, когда она сама водрузит на своей голове императорскую корону.

Глава третья Великокняжеская чета

Когда речь заходит о Петре Федоровиче и его супруге Екатерине Алексеевне, то их разделяли глубокие различия в интеллекте, образованности, вкусах, привычках и считается, что супружеская пара, участники которой наделены противоположными свойствами натуры, но питавшие друг к другу симпатии, восполняет достоинства, отсутствующие друг у друга, и создает гармоничную пару. К сожалению, источники не запечатлели единственное достоинство Петра Федоровича — он не был злым человеком, но в то же время был настолько самоуверенным, что считал себя непогрешимым, не нуждавшимся в том, чтобы у кого-либо что-либо заимствовать.