Положим, Брюмер особой благодарности не заслуживал. Однако были и другие. Пётр о них помнил: в 1754 году, по случаю рождения Павла, когда Елизавета благоволила молодым, он упросил вернуть Штелина. А в 1762 году сам вернул Румберга. Но это единицы, а пострадавших в его окружении насчитывались десятки — старые голштинцы, егеря, лакеи, камер-юнкеры...
Петра буквально парализовывал страх, лишавший воли к сопротивлению. В этом смысле показательна история с падением дома в Гостилицах, имении графа Разумовского, куда императрица прибыла отпраздновать Вознесение 1748 года. 23 мая после позднего ужина в основном корпусе молодые вернулись в домик, который занимали возле катальной горки. Все улеглись. Но около шести утра раздался треск, и фундамент стал оседать. Обнаруживший это гвардейский сержант Левашов растолкал Чоглокова и сообщил, что «из-под дома вываливаются большие плиты». Тот немедленно поднялся в спальню подопечных, отдёрнул занавес и поднял их с постели. «Великий князь соскочил с постели, взял свой шлафрок и убежал. Я сказала Чоглокову, что иду за ним, и он ушёл». Наскоро одевшись, великая княгиня вспомнила о своей домашней мегере Крузе, спавшей в соседней комнате: обер-гофмаршал так торопился, что не зашёл к ней. Растолкав камер-фрау и с трудом объяснив, в чём дело, Екатерина помогла той напялить на себя платье и повлекла к лестнице. Но драгоценное время было потеряно. Едва женщины оказались в зале, «как всё затряслось с шумом, подобным тому, с каким корабль спускается с верфи». Дамы упали на пол. Им на помощь подоспел сержант Левашов, он поднял великую княгиню на руки и понёс к лестнице.
Екатерину вынесли из прихожей на лужайку. «Там был и великий князь в шлафроке». Из дому выходили окровавленные слуги, других выносили, была тяжело ранена одна из фрейлин, на неё упала печь. В нижнем этаже размещалась маленькая кухня, где спали несколько лакеев, трое из них были убиты. В подвале спали 16 рабочих с катальной горки, все они оказались раздавлены.
Ни в одном из вариантов «Записок» Екатерина не позволила себе никаких комментариев относительно поведения мужа. Картина без того красноречива: двадцатилетний молодой мужчина не помогал выносить раненых, бросил жену в спальне. Не важно, что Пётр не любил супругу, в такой момент все стараются поддержать друг друга, ведь у самой великой княгини хватило духу пойти за ненавистной Крузе. Если бы поступок мужа удивил Екатерину, она бы показала это на страницах мемуаров. Но женщина приняла всё как должное: для неё давно не было тайной, что Пётр трус.
О трусости великого князя писали и другие современники, в том числе доброжелательный к нему Штелин. Забитый и запуганный с детства Пётр стал упрямым, но не храбрым. Он так до конца жизни и не научился преодолевать страх, хотя взахлёб хвастался отвагой. «Он выучился стрелять из ружья и дошёл до того, что мог, хотя больше из амбиции, чем из удовольствия, застрелить на лету ласточку, — вспоминал педагог. — Но он всегда чувствовал страх при стрельбе и охоте... Его нельзя было принудить подойти ближе других к медведю, лежавшему на цепи, которому каждый без опасности давал из рук хлеба»9. В другом месте профессор отмечал: «Боялся грозы. На словах нисколько не страшился смерти, но на деле боялся всякой опасности. Часто хвалился, что он ни в каком сражении не останется назади и что если б его поразила пуля, то он был бы уверен, что она ему назначена»10.
В 1752 году в Тайную канцелярию попал поручик Астафий Зимнинский, нелестно отзывавшийся в разговорах с сослуживцами о великом князе: «Нынешний наш наследник — трус, вот как намедни ехал он мимо солдатской гвардии слобод верхом на лошади и во время обучения солдат была из ружья стрельба... тогда он той стрельбы испужался и для того он запретил, чтобы в то время, когда он поедет, стреляли»11. Петру шёл уже двадцать пятый год.
Секретарь французского посольства Клод Рюльер описал примечательный случай, относящийся к последним годам царствования Елизаветы, когда великому князю было за тридцать. Он поссорился с одним придворным, вызвал его на дуэль и отправился в лес. Противники встали в десяти шагах друг от друга, направили вперёд шпаги и грозно застучали сапогами. Драться всерьёз никто не собирался. «Жаль, если столь храбрые, как мы, переколемся! — воскликнул Пётр. — Поцелуемся». Враги примирились и пошли к дворцу, однако навстречу им попалась толпа народу. «Ах, ваше высочество, вы ранены в руку. Берегитесь, чтобы не увидели кровь!» — шепнул великому князю несостоявшийся противник и бросился завязывать ему ладонь платком.