Петр III

– Пойди теперь в покои государыни и послушай, что там говорят, – обратилась она к камеристке. – Постарайся узнать, что происходит в театре, и, как только что-нибудь узнаешь, беги сюда!..

Камеристка поспешила исполнить приказание великой княгини.

Екатерина Алексеевна остановилась посреди комнаты, напряжённо прислушиваясь к каждому звуку. Её глаза блестели; она чувствовала внезапный прилив жизненных сил.

Дверь снова открылась; великая княгиня нетерпеливо оглянулась, ожидая увидеть камеристку, но вместо неё вошла какая-то женщина, вся закутанная в длинную шубу. У Екатерины Алексеевны невольно вырвался крик разочарования.

Вошедшая женщина оказалась княгиней Екатериной Романовной Дашковой, дочерью генерала графа Воронцова и родной сестрой возлюбленной великого князя. Как бы желая вознаградить великую княгиню за все страдания, причиняемые ей Елизаветой Романовной Воронцовой, княгиня Дашкова была бесконечно предана Екатерине Алексеевне. Юной княгине было всего восемнадцать лет, но, несмотря на это, на была уже три года замужем. Во всём облике княгини Дашковой проглядывало что-то детское; только в больших лучистых глазах видна была недетская серьёзность; они зорко и проницательно смотрели на людей и окружающие предметы, не теряя в то же время выражения ясности и доброты.

Когда Екатерина Романовна вошла в комнату великой княгини, её лицо было бледно, а глаза лихорадочно блестели; роскошные каштановые волосы были небрежно связаны узлом на затылке.

Екатерина Алексеевна, узнав свою гостью, быстро пошла ей навстречу и обняла её.

– Каким образом вы очутились здесь, княгиня? – спросила она радостным голосом. – Мне говорили, что вы серьёзно заболели. Разве вы не получили моего письма, в котором я просила вас беречь своё здоровье? Я собиралась завтра ехать к вам, чтобы узнать, как вы поживаете.

Молодая княгиня еле дышала от волнения и слабости; она сбросила с себя тяжёлую шубу и оказалась лишь в одном батистовом пеньюаре, а её голые ноги чуть прикрывались красными кожаными туфельками, расшитыми золотом.

– Боже мой, в каком вы костюме! – воскликнула Екатерина Алексеевна. – Как вы могли в такой холод выехать в подобном виде?

– Я немного простудилась, – ответила княгиня Дашкова, – и доктор уложил меня в постель, но, узнав, что происходит во дворце, я не могла оставаться в своей комнате и полетела к вам в том виде, в каком была дома. Правда ли, что государыня императрица призвала во дворец гвардию? Это – дурной признак, даже опасный, и прежде всего опасный для вас и вашего августейшего супруга, – продолжала княгиня. – Понятно, что, когда мне сообщили эту новость, я не могла оставаться спокойно в постели. Знать, что вы находитесь в опасности, и не быть с вами!.. Разве это возможно? Разве существуют такие болезни, которые могли бы удержать меня в ту минуту, когда вы, может быть, нуждаетесь в моих услугах? Мой дух, моя воля сильнее физических страданий; я преодолею их и буду вместе с вами бороться со злом, которое хотят причинить вам, или же погибну вместе с вами.

Глаза великой княгини наполнились слезами; глубоко растроганным взглядом смотрела она на нежную, хрупкую фигурку Екатерины Романовны.

– А я отчаивалась, теряла веру в людей, – взволнованно проговорила великая княгиня. – Да разве можно мрачно смотреть на будущее, когда имеешь такого друга, когда благородное сердце принадлежит тебе? Но, Боже, княгиня, вы дрожите, вы шатаетесь! Вы убьёте себя из любви ко мне. А что на свете может мне заменить вашу дружбу?

Екатерина Алексеевна обняла молодую женщину, дрожавшую от лихорадочного озноба.

– Что за несчастная натура! – проговорила Дашкова, сжимая руки, – неужели сила духа не может победить физическую слабость?

– Скорее, скорее ложитесь в постель! – с тревогой сказала Екатерина Алексеевна. – Вы можете так умереть.

Она подвела молодую женщину к своей кровати, откинула полог и, подняв княгиню, как ребёнка, на руки, опустила на мягкие подушки, прикрыв её до самого горла пуховым одеялом.

Несколько минут Екатерина Романовна лежала молча, полузакрыв глаза. Озноб становился всё слабее и наконец совсем прекратился.

– Ну вот, силы опять возвращаются ко мне, – проговорила Дашкова, облегчённо переводя дыхание. – Теперь я снова могу думать и говорить. Я поборю слабость жалкого тела и до своего последнего вздоха не покину надежды работать с вами и за вас.

Екатерина Алексеевна наклонилась и поцеловала молодую женщину в лоб.

Опять послышался отдалённый глухой гул; он стал приближаться и становился всё громче. Великая княгиня прислушивалась к нему с большим беспокойством.

Дверь распахнулась – и на пороге показалась взволнованная и возбуждённая камеристка.

– Государыня умерла, – громко воскликнула девушка, – сейчас её вынесли из ложи. Все потеряли головы, не знают, что им делать!

Екатерина Алексеевна опустилась на стул, стоявший рядом с постелью.