Петр III

Вот полный текст, написанный по-русски, с приложенным к нему официальным текстом на немецком языке: «Сир! Не сумневаясь, что ваше величество рождение великаго князя Павла, сына моего, которым великая княгиня всероссийская, моя любезнейшая супруга, благополучно от бремени разрешилась сего сентября 20 дня в десятом часу перед полуднем, принять изволите за такое произшествие, которое интересует не менше сию империю, как и наш герцогский дом; Я удостоверен, Сир! что ваше величество известитесь о том с удовольствием и что великий князь, мой сын, со временем воспользуется теми сентиментами, которые ему непрестанно внушаемы будут, и учинит себя достойным благоволения вашего величества. В протчем прошу подателю сего, моему камер геру господину Салтыкову во всем том, что он, ваше королевское величество, о непременной моей дружбе и преданности, тако ж де и о соучастии моем во всегдашнем вашем и королевского дома вашего благосостоянии имянем моим обнадежить честь иметь будет совершенную веру подать. Я же пребываю вашего королевского величества к услугам готовнейший племянник» [37, № 15].

Разумеется, о рождении сына Петр Федорович извещал не только шведского короля — такого рода послания были направлены в соответствии с международной практикой и главам других государств, с которыми Россия поддерживала дипломатические отношения, тем более если монархи и их наследники были связаны династической общностью. В случае с рождением сына в семье наследника российского престола определенный интерес имеет послание Фредерику V, представлявшему на датском королевском троне другую линию Ольденбургов. Хотя отношения Петра как правящего герцога Гольштейнского с Данией были, как мы знаем, достаточно сложными из-за Шлезвига, в данном случае этикет соблюден полностью: в обращении Фредерик не только «пресветлейший державнейший король», но и «любезнейший государь дядя». Заметим, однако, что при всей дипломатической вежливости Петр Федорович не устоял против того, чтобы не намекнуть на шлезвигский след!

В послании этом говорилось: «Неизреченною Всевышшаго щедротою любезнейшая моя супруга, ея императорское высочество, владеющая герцогиня Голстейн Шлезвигская и др. сего числа перед полуднем в десятом часу к крайнему моему порадованию рождением здравого и благообразнаго великого Князя, которому наречено имя Павел, от бремени благополучно разрешилась. Я сего ради оставить не хотел, чтоб ваше королевское величество и любовь о сем, толь приятном мне приключении, и о приращении великокняжеского моего дома дружебноплемяннически не уведомить и чтоб при том усердно пожелать вам и королевскому дому вашему всякого постояннаго благополучия, напротив чего уповаю, что и ваше королевское величество и любовь в нынешней моей радости благосклонное участие принять изволите. В прочем пребуду завсегда с особливым высокопочитанием вашего королевского величества и любви к услугам охотнейший племянник» [38].

При внешнем сходстве «шведского» и «датского» посланий 1754 года в их содержании, а главное — в общей тональности обнаруживаются различия. Если к Адольфу Фредерику наследник российского престола обращается с доверительной открытостью, то к Фредерику V, при всех заверениях, — с некоторой сдержанностью, даже настороженностью. Отсюда и титулатура Екатерины как не только всероссийской великой княгини, но и правящей герцогини Шлезвиг-Гольштейнской. Остальные элементы титула великой княгини и ее мужа не названы. Если в послании к Адольфу Фредерику подчеркивается мотив «союза крови» (это определение встречается и в других письмах Петра Федоровича к шведским правителям тех лет), то подобного в письмах к Фредерику V нет. Более того, если шведского родственника Петр Федорович заверяет, что рождение Павла укрепляет Гольштейнский дом, что новорожденный будет воспитываться в духе уважения к шведской гольштейн-готгорпской династии, то приращение великокняжеской династии, о чем говорится в письме Фредерику V, звучит намеком на то, что за сыном Петра Федоровича в будущем будет стоять, как и за спиной его отца, не маленькое немецкое герцогство, но могучая Российская империя.

Есть в письме Адольфу Фредерику еще одна примечательная деталь: не только вручить послание, но и устно передать дружеские слова великого князя было поручено не кому-нибудь иному, а Салтыкову. Скорее всего этим преследовал ось несколько целей. С одной стороны, подчеркнуть несостоятельность слухов о его любовной связи с великой княгиней — слухи на этот счет могли дойти и за границу. Ведь знал же Понятовский, что его предшественником на ложе Екатерины был Салтыков! С другой стороны, вручение послания оказывалось приличным поводом во избежание дальнейших толков удалить Салтыкова из Петербурга (кстати, после Стокгольма его направили в Гамбург).