Петр Ильич Чайковский. Патетическая симфония

Швейцар вручил ему записку, которая только что была для него оставлена. Петр Ильич прочел: «Это было чудесно! Огромное спасибо! Ваш друг и поклонник Эдвард Григ». Он улыбался, и ему было неловко перед усатым швейцаром, что по щекам его текут крупные слезы.

Записку он спрятал в нагрудный карман и взял ее с собой в качестве талисмана, когда на следующий вечер поехал на концерт.

Его предупреждали, что серьезная немецкая публика не склонна к преувеличенным и преждевременным овациям. Несмотря на это, он растерялся, когда при его появлении за пультом ни одна рука не шевельнулась. Стояла полная тишина. В этот вечер в зале не было русских студентов. Петр Ильич неловко поклонился. Высокомерная публика постепенно смягчилась: аплодисменты с каждой частью нарастали и под конец переросли в бурную овацию. Петру Ильичу пришлось два раза выйти на поклон, что, как его уверяли, было для Лейпцига уже чем-то из ряда вон выходящим.

«А теперь я могу вернуться домой, — подумал Петр Ильич. — Теперь я могу в гостинице завалиться в постель и закрыть глаза. О чем я тогда буду думать? Надеюсь, что мои мысли улягутся и не будут меня больше терзать… А почему же нет Зилоти? Я за весь вечер Зилоти ни разу не видел. Где же он? Неужели его не было на концерте? Странно: того, чье присутствие так важно, обычно нет. Странным образом он почти всегда отсутствует…»

На следующее утро Петра Ильича разбудили рано. Не было еще и семи часов, когда в дверь громко постучали. Администратор гостиницы вбежал в номер и, запыхавшись, объявил:

— Вставайте скорее, господин Чайковский! Военный оркестр играет в вашу честь!

— Где? — растерянно спросил Петр Ильич. — Здесь, в моем номере?

— Да нет же! — возразил взволнованный администратор. — Внизу, во дворе гостиницы. Это большая честь. Вы должны из окна их послушать. Это большая честь, господин Чайковский! Вот программа.

С поклоном он вручил ему программу. Она была написана толстым пером на жесткой бумаге и напоминала изысканное меню. Заглавие гласило: «Утренний концерт в честь русского композитора Петра Чайковского». Потом следовали искусно оформленные и обрамленные гирляндой роз названия восьми музыкальных пьес.

Прежде чем Петр Ильич успел разобрать их названия, духовой оркестр внизу заиграл гимн России. Администратор подал Петру Ильичу длинный фланелевый халат; Петр Ильич надел его и подошел к окну.

— Я должен открыть окно? — спросил он.

— Разумеется, — усердно закивал администратор.

— Но я же простужусь, — заворчал Петр Ильич.

Он открыл окно, и в номере повеяло свежим утренним воздухом. Внизу, в заснеженном дворе, изо всех сил старался военный оркестр. Дирижер отдал салют Петру Ильичу, который вежливо ответил на приветствие. Ему казалось, что ужасно холодно; его дыхание клубами пара зависало в чистом морозном воздухе. Он обеими руками запахивал на груди коричневый халат.

К тому времени как гимн России с оглушительным грохотом подошел к завершению, из каждого окна гостиницы, прямоугольником обрамляющей двор, уже выглядывали обеспокоенные постояльцы. Они накинули шубы и шерстяные платки прямо на пижамы и ночные сорочки. Они не могли толком понять, что там внизу происходит, но радовались свежему утреннему воздуху и военной музыке. Одна полнотелая дама с папильотками в волосах, аплодируя оркестру, перевесилась через подоконник, и зрелище это вызывало тревогу, поскольку дама была увесистой и неловкой и могла упасть. Официанты, уборщицы и повара в белых колпаках вместе с поварятами высыпали во двор, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим с самого близкого расстояния. После российского гимна оркестр сыграл арию из «Аиды», потом последовал венский вальс и короткое пестрое попурри из произведений Вагнера. После различных других музыкальных пьес, эффектных и исполненных со степенной аккуратностью, программа была завершена маршем Чайковского «Solennelle» в ре-мажоре. Заглавная тема несколько напоминает «Wacht am Rhein», поэтому постояльцы и прислуга решили, что исполняется их национальная песня с небольшими изменениями, и бурно аплодировали. Некоторые официанты пели, широко разевая рот, вытянув руки по швам: «Будь спокойна, родная страна!» Текст не совсем ложился на музыку, но это никого не смущало. Петр Ильич, так и не узнанный публикой, собравшейся во дворе и у окон гостиницы, жестами выразил свою признательность музыкантам и отошел от окна. Спустя две минуты к нему прибыл военный капельмейстер, который, когда дирижировал, был похож на вычурную марионетку. Добродушно-брюзгливым седобородым лицом своим он напоминал старого пса. Его военная форма с большими блестящими погонами по роскоши не уступала генеральской, а на груди его сверкали многочисленные медали.

— Разрешите представиться, — резко произнес старый музыкант и солдат, — меня зовут Саро, — капельмейстер щелкнул каблуками.

— Я благодарю вас, дорогой господин Саро, за замечательный утренний концерт. Я поистине тронут… — Петр Ильич протянул ему обе руки.