Петр Лещенко. Все, что было… Последнее танго

С музыкантами ты говорил уверенно, четко и профессионально, но без раздражения и назидания. Даже когда была промашка, терпеливо объяснял, чего добиваешься. И с рабочими сцены был требовательно-мягким. Понимаю, что это сочетание взаимоисключающих понятий, но только так можно охарактеризовать твое отношение: ты говорил по-доброму, но так, что хотелось костьми лечь, чтобы выполнить. Я не пытаюсь представить тебя идеальным, причесанным, приглаженным. Но я и вправду думала, что увижу высокомерную «импортную» звезду, а увидела человека крайне уважительного и деликатного независимо от круга общения. Музыканты и техники из обслуги театра это уже уловили – репетиция был не первая. При всей их исполнительности и почтительном отношении проскальзывало даже некое запанибратство. К тебе даже юнцы обращались по имени: «Петя, я понял» или «Сделаю, Петя». Советы давали. Ты не всегда им следовал, но неизменно выслушивал.

Хочу сделать небольшое отступление. Не дает мне покоя одна деталь из жизни уже в 1990-х, когда стали появляться воспоминания этих музыкантов о Лещенко. Все и всегда высказывались очень хорошо о тебе, о твоем мастерстве, но позволяли себе простецкое «Петька». Вот это коробит меня по сей день. Начинали с «Пети», но с почтением. А спустя десятилетия это «Петька». Неужто арест и обвинения сталинских послушников в твой адрес дали им такое право? Вдвойне обидно, что такое мог себе позволить Владимир Вотрин. Володя, которому я благодарна за свою судьбу, за знакомство с тобой. Низкий ему поклон за это. А вот «Петьки», Володя, прости, не могу тебе забыть.

Но будем считать это заметками на полях. Главное же происходило на сцене. Там был «Чубчик». Вы с ним возились долго. Все мелочи, проходы по сцене, освещение – все проговаривали. Осветителю ты свои пожелания записал на листочке и отдал со словами: «Я на вас надеюсь». Я усвоила тогда четкое правило: экспромт надо готовить. И так готовить, чтобы все поверили, что это был экспромт. После «Чубчика» ты предложил музыкантам: «Мои дорогие, отдыхайте, но через полчаса жду вас. Вы – прекрасные музыканты, с вами приятно работать». Уходя со сцены, ты остановился около Вотрина. О чем говорили, не слышала, но по улыбающемуся лицу Володи догадалась, Маэстро похвалил ударника.

Ты удалился, Володя подошел ко мне:

– Ну что, подруга дней моих суровых, зацепила ты Лещенко.

– Ты о чем, Володя? Я думала, он тебя отметил, похвалил.

– Нет, он поинтересовался, кого я привел и кому так улыбался, усаживая в первом ряду.

– Сочиняешь!

– Зуб даю! Мастер просил тебя подойти после репетиции. Я ему рассказал, что ты – местная знаменитость, что я с тобой выступал и не один раз.

– Вотрин, зачем наврал про знаменитость?! Что теперь делать, вдруг попросит спеть?

– Мы тебя так зовем, и ты это знаешь, значит, не вру. А спеть попросит – не вздумай ломаться! Мастер не любит выкрутасы. Ладно, пойду перекурю.

Володя ушел. Я уже забыла о харчевне, стала перебирать свой репертуар. Подошли одесситы, которые были в зале во время репетиции. Оказалось, как я и предполагала, что это студенты консерватории, с третьего курса. Стали выспрашивать, понравилось ли мне. А что ответить? Могла каждое твое слово повторить, напеть все прозвучавшие мелодии, но оценку ставить Петру Лещенко… Говорить банальное: «Понравилось, здорово», – язык не поворачивался.

На сцене стали собираться музыканты. Вышел ты. На меня и не взглянул, ну, думаю, все же Вотрин насочинял об интересе к моей персоне. Ладно, потом разберусь с ним. Ты снова стоял спиной к залу и обращался к музыкантам: «Теперь десерт, самое любимое. Готовы?»

Вот тогда я услышала «Скажите, почему», «Эй, друг гитара», «Последнее танго», «Зеленые глаза», «Вам девятнадцать лет». И впервые ощутила это удивительное чувство полета, легкости, и чуть-чуть дух захватывало. «Какой мастер!» – подумала я, а для себя решила: стану настоящей певицей, и ты услышишь меня и будешь мной восхищаться. А ты даже в мою сторону больше не глядел. Во время репетиции несколько раз звучали в зале аплодисменты. Эмоции переполняли студентов, и, забыв о предупреждении администратора сидеть тихо, они начинали хлопать. Ты вроде и не замечал этого. Потом объявил, что репетиция закончена и всем надо быть одетыми и на местах за час до концерта: «Помогите мне, мои дорогие, это мой первый долгожданный концерт на родной земле. Я очень волнуюсь».

Все, кто был в зале, захлопали, к ним присоединились музыканты и рабочие сцены. Ты прижал руки к груди и поклонился, сначала музыкантам, потом повернулся к залу: «По аплодисментам думал, что вас много. Спасибо! Я ваш должник».

Ты попросил администратора, который тоже сидел в зале неподалеку от меня, найти места в зале для тех, кто хочет пойти на концерт.

Так, решила я, надо попросить билет, два не дадут, конечно, если один – придется маме уступить. Вокруг администратора уже толпа, не пробиться. Тут подходит Володя Вотрин:

– Ты что сидишь здесь? Тебя Лещенко ждет.

– Не знаю… А что, правда?..