Петр Лещенко. Все, что было… Последнее танго

Я боялась читать, думала – с папой беда случилась. Но письмо меня не очень огорчило, может потому, что я на худшее настроилась. Не придала я серьезного значения маминому письму, а тогда первый звоночек прозвенел, предупреждая об опасности. Мне бы понять это, взять тебя в охапку и как можно дальше уехать. Пусть бы нам снился наш отчий дом, пусть бы мы тосковали по нему, но мы были бы вместе, и ты пожил бы еще и многое бы успел сделать.

Мама писала, что на границе таможенники отобрали у них все вещи, деньги и продукты. Оставили только то, что на них и при них в карманах было. Жорик твою гитару не отдал, только она и сохранилась. Толика как несовершеннолетнего оставили с мамой, а Жорика в наказание за то, что, бежав из плена, не вернулся на фронт, отправили работать в шахту в Макеевку Донецкой области.

Квартира наша оказалась занята, и маму с Толиком приютила на время семья Нила Топчего. Из письма я узнала, что папа вернулся, что был ранен осколком в голову. Добрые люди ему поведали наши новости. Папа не одобрил мое замужество и не смог простить мне моего отъезда из страны. Сердился он и на Жорика и не хотел ни с кем общаться. Поэтому поселился он у своей сестры, и потребовалось время, чтобы они с мамой вновь сошлись. Вместе им удалось получить комнату в коммуналке на Карла Маркса и все начать сначала, обзавестись мебелью, посудой, одеждой. Самым необходимым их снабдили родственники и друзья. Папа освоил пошив обуви, мама продавала ее на рынке, на эти деньги они жили.

Вот такие новости поведала нам моя мамочка. До Победы оставалось еще больше полугода, так что для военного времени не такое уж и грустное письмо. Я догадалась, что тебя так рассердило: таможня. Это «отнятие с изъятием» ты считал сродни мародерству. С возвращавшимися обращались как с провинившимися. Считалось удачей, когда в документах делали пометку, что возвращение добровольное. Но везение было относительным: «добровольцев» не всех отправляли в ГУЛАГ, зато на таможне обирали всех – с пометками и без них. Вот цитата из проповеди протоиерея Василия Ермакова в храме преподобного Серафима Саровского, прозвучавшей в 1982 году: «…А на границах у победителя снимали какой-то платочек, какую-то пуговку, какую-то игрушечку, которую он нес детям своим. Нельзя. Стоял СМЕРШ. Они все это отбирали, даже пластинки Лещенко Петра заграничные с яростью разбивались СМЕРШЕМ. Нельзя было».

Об этом много и многие писали, но я не случайно выбрала свидетельство представителя церкви. Меня все годы мучило одно: почему не наказан никто за те злодеяния? Названо зло как явление. Названы имена идеологов явления, а наказали кого? Была такая организация ГУСИМЗ – Главное управление советских имуществ за границей. Возглавлял эту хитрую контору генерал МГБ Деканозов. Имущество, которое изымалось за рубежом, считалось военными трофеями. Скажем, закрыли филиал фирмы «Колумбия» в Бухаресте. Часть тиражей пластинок побили, а часть вывезли. Кто? Нетрудно догадаться. Лещенко слушать запрещали, но основная коллекция его записей оказалась у «запрещавших». У тех, кого на таможне не проверяли. Я не касаюсь оборудования и других ценностей, которых лишился филиал. «Колумбия» предъявила иск Румынии, потребовав возмещения убытков, но получила только информацию, что в Румынии власть сменилась и по затронутым вопросам следует обращаться в правительство СССР. В СССР было еще одно Главное управление – госдоходов, начальником которого работал А. А. Кривенко. Все драгоценности, деньги, изъятые у советских граждан, поступали в эту организацию. Срок хранения у них был три года, а сажали, если не расстреливали, минимум на 10 лет. Попросту говоря, оба управления – не конторы, а золотое дно. Ведь учесть все изъятые трофеи было невозможно, как и оценить добычу. Конечно, незачем ворошить прошлое, многих из того «золотого дна» уже и в живых нет. Но одна безнаказанность порождает другую. На моем веку в моей стране было как минимум три перестройки со сменой политической системы. Системы разные – схема одна: приходит новая власть, обвиняет старую, обещает жить по-новому. В очередной раз объявляется охота на «рыжих», которые не туда народ завели и обманули. Народ откликается на «рыжих», а истинные виновники занимают удобные кресла при новой власти или уезжают из страны. И ни разу, даже если называли настоящего преступника, никого не наказали. Церковь делает свои выводы о преступлениях, как и об отнятых и разбитых пластинках: «нельзя было», и призывает к прощению. Верно: «нельзя было!» Нельзя было… прощать!

Можно незаконно репрессированных одаривать по праздникам бесплатными продуктовыми заказами, можно присылать нам уважительные поздравления от президента или от депутата с 500-рублевой купюрой в конверте. Меня все эти реверансы только оскорбляют. Согласна, не вернуть нам наших мужей, наших несостоявшихся судеб, но, назвав преступников преступниками, осудив их, наказав, мы все чище будем. Тревога и страх уйдут, жизнь станет полноценнее, и не будет желающих идти в гитлеры, берии и сталины. Не нам – им будет страшно.