Петр Николаевич Нестеров

Тяжела эта утрата не только для нас, велика потеря и, для всей России. Не стало гения русской авиации, перестало биться сердце талантливого пионера в деле развития техники русского воздухоплавания. Имя его отныне навсегда будет увековечено на страницах истории русской авиации, а подвиг его, являющий собою исключительный пример высокого исполнения воинского долга, окружит имя его ореолом славы и будет занесено в стенах воспитавшего его Аракчеевского корпуса на светлые мраморные доски героев. И имя его, начертанное на траурных скрижалях корпусного храма, будет отныне в питомцах корпуса взывать к благоговейной памяти их героя-однокашника.

Мир праху твоему, герой!..

В воскресенье 7 сего сентября в корпусном храме, в присутствии всех кадет и служебного персонала корпуса, отслужить панихиду по безвременно погибшем в бою герое, штабс-капитане Нестерове.

Приказ этот г. г. отделённым воспитателям прочесть кадетам всех отделений.

Директор корпуса, Генерального штаба генерал-лейтенант Жилинский».

Высшим фронтовым командованием немедленно было возбуждено ходатайство о посмертном награждении Петра Николаевича Нестерова высшей в царской армии боевой наградой — орденом Георгия, а также и о его производстве в чин капитана.

И то и другое было выполнено. Приказом № 109 армиям юго-западного фронта 25 января 1915 года был объявлен список «чинам армий, признанных Георгиевской кавалерской думой достойными награждения Военным орденом святого великомученика и победоносца Георгия 4-й степени за совершенные ими подвиги в делах против неприятеля»[67].

На первом месте в этом списке значилось имя штабс-капитана Петра Нестерова с указанием, что награда присуждена за уничтожение в воздушном бою неприятельского аэроплана, при котором он сам погиб славной смертью героя.

Это награждение было высшим признанием заслуг и героизма Нестерова. Ведь в отличие от всех других наград, существовавших в царской России, офицерский орден Георгия (не следует его смешивать с солдатским «Георгием», который имел официальное название «Знак отличия военного ордена») не мог выдаваться по решению хотя бы самых высоких правительственных инстанций, до царя включительно. Он присуждался лишь особой «Георгиевской думой», членами которой были наиболее заслуженные георгиевские кавалеры.

Надежде Рафаиловне была назначена высшая в то время пенсия на нее и детей — 1890 рублей в год. Военное министерство ходатайствовало перед министерством финансов об увеличении этой пенсии еще на 400 рублей. Однако последнего добиться не удалось: финансовые чиновники испугались, что назначение повышенной персональной пенсии «вызовет, несомненно, ряд однородных ходатайств».

Помимо русской прессы, сообщения о воздушном бое и героической гибели Петра Николаевича, сопровождаемые краткими обзорами его творческой деятельности, были помещены в многочисленных изданиях во всем мире.

О геройской гибели Нестерова различные авторы писали, да и поныне пишут по-разному. Одни считали, что, совершая таран, он шел на заведомое самоубийство. Другие — что он якобы и не собирался таранить самолет противника, а хотел только прижать его к земле эволюциями собственного самолета и тем заставить его сесть в расположение русских войск. По мнению этих авторов столкновение произошло случайно, вследствие какой-то ошибки в маневрировании.

Совершенно очевидно, что неверно и то и другое.

Во-первых, еще очень задолго до боя Петр Николаевич не раз высказывал убеждение, что таран возможен без особого риска для атакующего. Во-вторых, он отлично знал себе цену и не мог не сознавать, что жертвовать собою ради того, чтобы сбить всего лишь один вражеский самолет, — не на пользу родине.

Конечно, он вполне отчетливо представлял себе всю величину риска при таране: случайный бросок самолета в воздухе, вследствие попадания в струю от винта атакуемого самолета, или же просто при входе в восходящий или нисходящий поток воздуха, — и все расчеты выполняемого маневра могли нарушиться. Очевидно, так это и вышло.

И, с другой стороны, Петр Николаевич сознавал, что кто же, если не он, взялся бы практически проверить возможность тарана? И, считая выполнение этого опыта своим прямым воинским долгом, он бестрепетно пошел на исполнение долга, сколь бы ни велика была опасность.

Из всех статей, опубликованных тогда в память Нестерова, наиболее правдивым нужно считать письмо его друга, военного летчика Евграфа Николаевича Крутеня, опубликованное в петербургской газете «Новое время» от 8 сентября 1914 года. Это писымо целесообразно процитировать полностью.

«ДОРОГОМУ НЕСТЕРОВУ!

(Письмо в редакцию)

С чувством глубокого уважения к инициаторам замысла по увековечению памяти дорогого русского героя Петра Николаевича присоединяюсъ всей душой к их предложению и прошу принять мою долю.