Петр Окаянный. Палач на троне

Изо всех сил обеляя Петра, историки пишут такие, например, удивительные вещи: «Петр… неоднократно требовал, чтобы Алексей Петрович порвал с окружающим его реакционным духовенством и противниками проводимых Петром реформ» [75] . Это – совершеннейшая неправда; в письмах нет никаких требований с кем-то «порвать» или изменить линию поведения. Вообще никаких конкретных обвинений, никаких претензий по существу. Претензии опускаются на уровень примитивной ругани. В духе «лучше будь чужой добрый, чем свой непотребный». Может быть, именно это и пугает Алексея больше всего, доказывая – что бы он ни делал, как бы ни демонстрировал свою лояльность, а спасения-то ему и нет: он существует – и тем самым обречен.

Вконец перепуганный царевич решается на побег. Доехав до Данцига (современного Гданьска), он… скрылся. Резко свернув на юг, царевич отправился в Вену, где проживают могущественные родственники его первой жены. Изменено имя – теперь в этой карете едет не царевич Алексей, а польский шляхтич Коханский. К австрийскому императору Алексей Петрович обратился с просьбой об убежище и покровительстве. Он очень откровенно объясняет, почему вынужден бежать: «Отец мой окружен злыми людьми, до крайности жестокосерд и кровожаден. Думает, что он, как Бог, имеет право на жизнь человека, много пролил невинной крови, даже часто сам возлагая руку на несчастных страдальцев. К тому же неимоверно гневлив и мстителен, не щадит никакого человека, и если император выдаст меня отцу, то все равно, что лишит меня жизни. Если бы отец и пощадил, то мачеха и Меншиков не успокоятся, пока не запоят или не отравят меня».

Потому Алексей и «пришел просить императора… о спасении жизни моей: меня хотят погубить, меня и бедных моих детей хотят лишить престола». Как видно, ни подоплека, ни приводные ремни интриги – вовсе не секрет для Алексея.

Австрийские родственники прячут Алексея в Тироле, в замке Эренберг. И вовремя! Петр, узнав от своего резидента Веселовского, что царевич в Вене, тут же посылает в этот город гвардейского капитана Румянцева (отца Румянцева-Задунайского, знаменитого победителя турок) и четырех гвардейских офицеров с приказом: схватить Алесея и переправить в Россию!

От греха подальше Алексея и Ефросинью отправляют в Неаполь и помещают в почти неприступном замке Сан-Эльмо. А по пятам за беглецами идут доверенные лица Петра: Румянцев и граф Петр Андреевич Толстой.

В сентябре 1717 года они сумели встретиться с Алексеем и передали ему письмо Петра. В этом письма Петр обещал сыну «Богом и судом Его», что никакого наказания не будет, «если ты воли моей послушаешься и возвратишься». В ход шло все что угодно: уговоры, лесть, обман. Петр Андреевич Толстой из всех сил уговаривал Ефросинью: мол, если беглецы согласятся вернуться, будут они жить тихо, в деревне, никто их не тронет.

Алексей Петрович не поддавался: видимо, очень уж хорошо представлял, с кем он имеет дело. Если бы он продержался, трудно сказать, как бы сложилась дальнейшая русская история. Но тут Толстой нашел безошибочный ход… Он сумел подкупить секретаря вице-короля неаполитанского Вейнгарда, и этот человек официально сообщил царевичу, что венский двор якобы собирается его выдать в Россию, царю Петру. В эту ложь царевич Алексей поверил, и хроника дальнейших событий такова.

3 октября Алексей заявил Толстому и Румянцеву, что он согласен вернуться в Россию, если отец «простит» его и позволит обвенчаться с Ефросиньей. Обещание было дано в виде самых торжественных клятв, и в январе 1718 года Алексей с Ефросиньей вернулись на родину.

3 февраля они были арестованы, и в тот же день Петр в кремлевском дворце объявил собравшимся сенаторам «вины» своего сына. Среди всего прочего, сенаторам заявили о существовании целого «заговора», который возглавляет Алексей. Сообщили, что в «каморе» Алексей во всем сознался и назвал «соучастников». Странным образом «соучастники», вроде бы уже «выданные» Алексеем, так и не были названы; думаю, нет смысла долго объяснять – почему это Петр проявил вдруг такую удивительную сдержанность?!

Впрочем, в тот же день, 3 февраля 1718 года, специальным манифестом Алексей отстранялся от престола как «изменник» и «заговорщик», а наследником провозглашался Петр Петрович, сын Екатерины.

Вскоре арестовали тех, на кого «показывал Алексей»: Александра Кикина, Никифора Вяземского, царевну Марию Алексеевну. Вроде бы, никогда не сообщалось, что царевич назвал Якова Игнатьева и Абрама Лопухина, но и этих арестовали.