В марте 1697 г. в Западную Европу через Лифляндию было отправлено Великое посольство, основной целью которого было найти союзников против Османской империи. Великими полномочными послами были назначены генерал-адмирал Ф. Я. Лефорт, генерал Ф. А. Головин, начальник Посольского приказа П. Б. Возницын. Всего в посольство вошло до 250 человек.
Петр, верный своей любви к маскараду, ехал под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова. Чужое имя, впрочем, никого не могло обмануть: Петр вел себя так, как хотел, да и колоритная внешность его выдавала.
Кстати, о внешности. Всем известно, что Петр был очень высок – 2 метра 4 сантиметра. Но голова была обычного размера и для взирающих на царя снизу вверх казалась маленькой. Да и стать подкачала: по современным меркам одежду Петр носил 48 размера, а обувь – 39-го. В общем, до былинного богатыря не дотянул, зато «подменить» такую фигуру, какие бы слухи ни ходили по России, было практически невозможно. Никто и не думал его «подменять»: царь сам круто переменился.
Посольство посетило Ригу, Кенигсберг, Бранденбург, Голландию, Англию, Австрию, были намечены визиты в Венецию и к папе римскому (они не состоялись), завербовало в Россию несколько сотен специалистов по корабельному делу, закупило военное и прочее оборудование.
Урядник Петр Михайлов нередко принимал участие в переговорах, но в основном удовлетворял свое любопытство в области кораблестроения, военного дела и других наук. Помимо прочего, поработал плотником на верфях Ост-Индской компании, где при его участии был построен корабль «Петр и Павел». Об этой царской прихоти была осведомлена вся Европа, и без того шокированная предводителем московитов: Петр толком не знал ни одного иностранного языка, говорил в основном на простонародном голландском, понятия не имел о хороших манерах, не умел ни вести себя за столом, ни танцевать…
В Англии Петр посетил литейный завод, арсенал, парламент, Оксфордский университет, Гринвичскую обсерваторию и Монетный двор, смотрителем которого в то время был Исаак Ньютон. Царя интересовали прежде всего технические достижения стран Запада, а не правовая система и не механизм государственного управления: самодержавие его более чем устраивало. Хотя парламент он один раз все-таки посетил – посмотрел на эту заморскую диковину.
Дела отечественные
Великое посольство главной цели не достигло: коалицию против Османской империи создать не удалось, в делах дипломатических Петр был несведущ, равно как и его советники. В августе 1698 г. Петр досрочно вернулся в Москву – не столько в объятия к заждавшейся Анне Монс, сколько для завершения дел со вторым Стрелецким бунтом.
По прибытии царя в Москву начались розыск и дознание, результатом которого явилась единовременная казнь около 800 стрельцов (кроме казненных при подавлении бунта), а впоследствии еще нескольких сотен – вплоть до весны 1699 г. Многим стрельцам Петр отрубил головы собственноручно, а также принуждал выступать в роли палачей своих ближайших сподвижников.
Царевна Софья была пострижена в монахини под именем Сусанны и отправлена в Новодевичий монастырь, где провела остаток жизни. После расправы над участниками бунта под окнами ее кельи повесили трех зачинщиков.
Со все еще законной супругой Петр встретился через неделю и уже лично потребовал от нее пострижения в монахини. Ответа ждать не стал – повернулся и вышел. Через три недели законную царицу Евдокию Лопухину под стражей отправили в Суздальско-Покровский монастырь, где насильственно постригли под именем Елены.
До сих пор ходят легенды о том, что Евдокия прокляла новую столицу, любимое детище своего супруга. «Месту сему быть пусту!» И случались в истории города на Неве времена, когда казалось, что проклятье отвергнутой царицы вот-вот сбудется…
Только один человек не обратил на этот вопль никакого внимания – сам Петр. Он давно нашел себе царицу, владевшую его сердцем (насколько это вообще было возможно) более десяти лет.
Можно сказать, что первоначально хорошенькая, грациозная Анхен была для Петра просто живой куклой, символизировавшей «просвещенную Европу». Другие отношения пришли позднее, уже после скоропалительного и не слишком удачного брака Петра.
«Ему нужна была такая подруга, – писал в XIX веке историк М. И. Семевский, – которая бы умела не плакаться, не жаловаться, а звонким смехом, нежной лаской, шутливым словом кстати отогнать от него черную думу, смягчить гнев, разогнать досаду; такая, которая бы не только не чуждалась его пирушек, но сама бы их страстно любила, плясала б до упаду сил, ловко и бойко осушала бы бокалы. Статная, видная, ловкая, с крепкими мышцами, высокогрудая, с страстными огненными глазами, находчивая, вечно веселая – словом, женщина не только по характеру, но даже и в физическом состоянии не сходная с царицей Авдотьей – вот что было идеалом для Петра – и его подруга должна была утешить его и пляской, и красивым иноземным нарядом, и любезной ему немецкой или голландской речью… Анна Монс, как ему показалось, подошла к его идеалу…»