Петр Первый

Зиму 1709 года царь провел в хлопотах об организации триумфального въезда в Москву героев Полтавы. Петр придавал этому событию огромное значение и начал подготовку к нему еще в октябре. Пленные шведы, размещенные в разных городах страны, по царскому указу свозились в Можайск и Серпухов. Наконец, Петр рапортовал «князю-кесарю» Ромодановскому о сосредоточении 22085 шведов, плененных у Лесной и Полтавы.

Москвичи уже успели привыкнуть к такого рода торжествам, но подобного зрелища им видеть еще не доводилось. Удивить триумфальными арками, музыкой, хорами, полками, шагавшими под боевыми знаменами, вряд ли было можно — парады победителей ведут свою историю от второго Азовского похода. Новое состояло в показе содеянного победителями — огромного количества пленных и трофеев.

Взору толп, разместившихся вдоль улиц столицы, сначала предстали трубачи и литаврщики в красивом убранстве. За ними следовал батальон Семеновского полка, отличившегося в битве у Лесной. Его вел командир полка генерал-лейтенант М. М. Голицын. За гвардейцами везли трофеи, взятые у Лесной: пушки, знамена, штандарты. За трофеями шли плененные в том же сражении шведские офицеры. Замыкал шествие, посвященное Лесной, второй батальон Семеновского полка.

Сценарий торжества, разработанный, как и всегда, царем, предусматривал комический момент, уязвлявший самолюбие побежденных. В санях, запряженных оленями, ехал сумасшедший француз Вимени. Современник об этом французе отзывался так: «Он порою разговаривал так разумно, что в его речи сказывалась тонкая наблюдательность, по занимательности не уступавшая беседе самого умного человека». Этого Вимени Петр выпросил у польского короля и назначил «королем» ненцев. За санями Вимени ехали 19 саней ненцев, одетых в шкуры оленей шерстью наружу.

Шуточный король и его свита, предварявшие полтавскую часть торжества, по замыслу царя, должны были подчеркнуть сумасбродную цель подлинного короля, пытавшегося осуществить несбыточное: завоевать Россию, поделить ее на княжества, свергнуть его, Петра, с престола.

Полтавскую часть шествия открывал Преображенский полк, затем шли офицерские чины, плененные под Полтавой. В промежутке между колоннами низших и высших офицеров везли взятую у шведов артиллерию и знамена. Среди трофеев находились и носилки, которыми пользовался шведский король под Полтавой. Главный трофей Полтавской баталии — первый походный министр Карла граф Пипер — замыкал ряды пленных.

Последним верхом на том самом коне, на котором он участвовал в Полтавской баталии, ехал полководец, одержавший блестящую победу, — Петр.

На новый, 1710 год, встреченный, как всегда, торжественным молебном в Успенском соборе и шумными пиршествами, Петр возлагал много радостных надежд. Поверженный неприятель уже не мог восстановить сил и, следовательно, должен был искать путей к миру, которого давно уже домогался царь. Вечером был зажжен грандиозный фейерверк. Это было не просто красочное зрелище, а «огненное действо» с острым политическим сюжетом, подлинное театрализованное представление, происходившее на открытом воздухе, где зрительным залом являлись площади и улицы, заполненные многими тысячами людей.

Новогоднему фейерверку Петр, сочинивший его, придал характер пародии на медаль, выбитую по повелению шведского короля сразу же после заключения Альтранштадтского мирного договора. Медаль изображала шведского льва посреди двух колонн, увенчанных коронами. Одну колонну лев переломил у самого основания, и корона упала. Это был намек на судьбу Польши и ее незадачливого короля. Вторую колонну лев только наклонил, но судьба ее предрешена. Под второй колонной подразумевалась Россия.

Петр использовал в фейерверке сюжет медали, но события изобразил не так, как они представлялись шведам, а как они произошли в действительности. Засветились обе колонны, увенчанные коронами, и озарились яркими огнями. Лев двинулся на одну из колонн и опрокинул ее. Но как только он направился к другой, из горящего орла, который символизировал Россию, вылетела ракета, насмерть поразившая льва.

Весна и лето нового года обнадеживали. Никогда еще небо Москвы так часто не озарялось фейерверками, как в 1710 году. Один успех следовал за другим, и каждый, казалось, приближал день заключения победоносного мира.

Приятные вести были получены из столицы южного соседа России — Константинополя. Русский посол Петр Толстой доносил царю, что в начале января султан ратифицировал договор, подтверждавший прежний мир, заключенный Украинцевым еще в 1700 году. Новым в этом договоре был волновавший царя вопрос о пребывании в турецких владениях шведского короля. Поначалу Толстой добивался выдачи Карла XII России, но безуспешно. «Домогаюсь, — доносил он, — чтобы короля шведского и Мазепу отдали в сторону царского величества, но о короле не чаю, чтоб отдали ни по какой мере, разве только вышлют его вон из своей области; а о Мазепе боюсь, чтоб оный, видя свою конечную беду, не обусурманился; а ежели сие учинит, то никак не отдадут его по своему закону».