Петр Первый

Начало 1712 года было многообещающим — в новогодний праздник Петр получил известие, которым он немедленно поделился с сенаторами. Он им отправил первое в новом году письмо: «Я за щастие себе ставлю, что сего года первое таковое письмо случилось писать». «Щастие», о котором Петр уведомлял сенаторов, состояло в том, что русские, датские и саксонские войска, осаждавшие Штральзунд и Висмар, одержали победу: городами они не овладели, но, выманив шведов из крепости, захватили в плен свыше двух тысяч солдат и офицеров. Известие обнадеживало прежде всего потому, что успех был достигнут совместными действиями союзников. Царю казалось, что это известие подтверждает безупречность его расчетов, высказанных вслух сразу же после заключения Прутского мира: ценою утраты Азова он перебросит все силы на север и там вместе с партнерами по коалиции достигнет долгожданного мира. В этих своих расчетах Петр исходил из принципа верности взятым обязательствам — принципа, которым он неукоснительно руководствовался в своих отношениях и с союзниками, и с неприятелями: «кто кредит потеряет, тот все потеряет». У турецкого султана представления о «кредите» были иными, не слишком щепетильными относительно «кредита» оказались и союзники — Август II и Фридрих IV.

Тревожные сведения поступили с юга. Не прошло и полугода со времени заключения Прутского мира, как султан решил его нарушить. Он велел задушить визиря, командовавшего турецкой армией на Пруте, обвинив его в измене. Поддавшись уговорам Карла XII, султан еще на исходе 1711 года объявил войну России под тем предлогом, что царь задерживает сдачу Азова и не выводит войска из Польши.

Петр велит Апраксину: немедленно сдай Азов. В январе он отправляет султану грамоту с извещением, что все обязательства по Прутскому мирному договору им выполнены: Азов сдан, Таганрог и прочие крепости разрушены, русские войска в Польше находятся лишь потому, что маршируют через ее территории в Померанию. Конфликт удалось уладить, но события показали, сколь мало стоили заявления султана о мирных намерениях. В итоге царь вынужден был держать войска наготове и на юге. Шереметеву, командовавшему здесь русской армией, он предложил заготовить в Киеве провиант и фураж на семь месяцев на тот случай, «ежели будет приход турской». Сенату он поручил пополнить армию Шереметева солдатами и офицерами, так как считал, что «не безопасно, чтоб султан по наущению короля шведского чего еще зачинать не захотел». Уроки из Прутского похода Петр извлек полностью — на этот раз он решил ограничиться оборонительными действиями.

Не менее огорчительные сведения поступали с северного театра военных действий. Радостная весть, полученная Петром в январе, оказалась единственной. Последующие донесения русских дипломатов убедили царя в необходимости отправиться в Померанию, чтобы предотвратить надвигавшийся распад Северного союза. Разногласия между союзниками выявились уже при осаде Шральзунда и Висмара: датский король не спешил обеспечить осаждавшие войска артиллерией, без которой они бесплодно топтались у стен крепостей. Споры продолжались и при обсуждении плана расквартирования союзных войск. Датский король настаивал на выводе своих войск из Померании, мотивируя это необходимостью защищать Данию от возможного вторжения шведов по скованному льдом проливу. Август II, напротив, считал, что вывод датских войск из Померании настолько ослабит силы союзников, что они тоже будут вынуждены оставить завоеванные позиции. Усилиями русской дипломатии разногласие удалось устранить компромиссным решением: датский король в конце концов согласился оставить в Померании корпус в шесть тысяч человек. Более всего Петра беспокоило в поведении союзников, то, что они втайне от него и друг от друга вели секретные переговоры о мире.

В июне 1712 года Петр отправляется за границу. На пути в Померанию, где стояли русские войска под командованием Меншикова, Петр имел встречу с Августом II. В который раз царю приходилось делать вид, что он не знает о его предательских переговорах, и вполне серьезно обсуждать планы совместных действий. 24 июня царь прибыл к осажденному русскими войсками Штеттину и здесь сам убедился, сколь печальны следствия разногласий в стане союзников.

Меншиков доложил царю, что без осадной артиллерии, тщетно ожидаемой от датчан, Штеттином овладеть невозможно. Осмотр укреплений убедил царя в правоте светлейшего князя. Пренебрегая условностями, царь отправляется к датскому вице-адмиралу, в ведомстве которого находилась осадная артиллерия, просить его доставить пушки к Штеттину. Тот охотно рассыпался в любезностях, отдавал царю почести, не жалел пороха на артиллерийские салюты, но наотрез отказался обеспечить осаждавших артиллерией без повеления своего короля. «Зело, зело жаль, что время проходит в сих спорах», — отозвался царь о результатах своих переговоров.