Петр Первый

В дни между 26 июня, когда умер царевич, и 30 июня, когда состоялись его похороны, уклад жизни двора в Петербурге нисколько не изменился. «Смерть эта, — читаем в донесении дипломата, — не помешала отпраздновать на следующий день (то есть 27 июня) с обычным торжеством годовщину Полтавской битвы, знаменитого поражения шведов, послужившего началом их упадка и величия царя; по этому случаю в почтовом доме был великолепный обед и бал». А вот протокольная запись, внесенная в гарнизонный журнал, регистрировавший важнейшие события в жизни столицы от 29 июня: «Пополудни в 7 часу спущен в Адмиралтействе новопостроенный корабль, именуемый „Лесной“, который построен его величества собственным тщанием, где изволил быть и его величество и прочие господа сенаторы и министры, и веселились довольно». На следующий день царь присутствовал на похоронах сына.

Через месяц после смерти царевича Петр, находясь в Ревеле, отправил Екатерине загадочное письмо, смысл которого трудно уяснить: «Что приказывала с Макаровым, что покойник нечто открыл (расскажу), когда бог изволит вас видеть; я здесь услышал такую диковинку про него, что чуть не пуще всего, что явно явилось».

Что за «диковинку» довелось услышать царю в Ревеле? Не подразумевались ли под «диковинкой» полученные царем сведения о том, что Алексей предпринимал шаги к тому, чтобы из Неаполя бежать в Швецию и добывать престол при помощи войск Карла XII? Догадка на этот счет подтверждается донесением барона Герца, руководителя шведской делегации на Аландском конгрессе, в котором он сетовал на то, что с отдачей Алексея в руки Толстого и Румянцева упущена возможность получить выгодные условия мира.

Было бы ошибкой усматривать в отношениях между Петром и Алексеем только семейную трагедию, порожденную различными темпераментами, складом характеров, духовным обликом отца и сына. Суть непримиримых противоречий состояла и не в том, что Алексей, одолеваемый честолюбием, не брезговал самыми гнусными средствами, чтобы взойти на престол. Все это, разумеется, имело значение, создавало во взаимоотношениях накаленную атмосферу.

Но в данном случае друг другу противостояли не только отец и сын, а две концепции настоящего и будущего России: одну из них претворял в жизнь отец, другую, диаметрально противоположную, намеревался осуществлять сын, как только окажется у власти. Ставка была велика, а дороги расходились круто, определялась судьба страны на века. Как дальше пойдет Россия: по пути ли преобразований, которые выводили ее в число могущественных стран Европы и мира, или по пути все большего отставания.

Нетрудно, наконец, обнаружить в конфликте между отцом и сыном столкновение двух представлений о роли монарха в государстве. Отец считал себя слугой государства и в процессе службы, как он заявлял сам и как подтверждал эти заявления своими делами, «живота своего не жалел», в то время как сын готов был довольствоваться пассивной ролью «помазанника» бога, не обременяющего себя трудом, ратными подвигами, инициативой и участием в управлении государством.. Смерть Алексея не разрешила волновавшего царя вопроса о своем преемнике. Дело в том, что вслед за Алексеем в 1719 году умер и сын царя от брака с Екатериной — четырехлетний Петр, объявленный наследником. Утрата эта вывела из равновесия царя, ибо, как записал современник, «по мнению многих, царица вследствие полноты вряд ли в состоянии будет родить другого царевича». Глубокие переживания Петра сопровождались конвульсивными припадками, он заперся в кабинете и в течение трех дней никого не принимал, отказываясь от пищи.

Государственное тягло

В Петре сочетались противоположные черты характера. В одно и то же время он был вспыльчивым и хладнокровным, расточительным и бережливым до скупости, жестоким и милосердным, требовательным и снисходительным, грубым и нежным, расчетливым и опрометчивым. Все это создавало своего рода эмоциональный фон, на котором протекала государственная, дипломатическая и военная деятельность Петра.

При всей пестроте черт характера Петра он был удивительно цельной натурой. Идея служения государству, в которую глубоко уверовал царь и которой он подчинил свою деятельность, была сутью его жизни. Она пронизывала все его начинания. Если иметь это в виду, то кажущаяся несогласованность и подчас противоречивость его мероприятий приобретают определенное единство и законченность.

Началом этой службы Петр считал не время вступления на престол (1682) и даже не год отстранения царевны Софьи от регентства (1689), или, наконец, не смерть брата Ивана (1696), с которым он формально делил власть, а участие в деле государственного значения.