Петр Первый на Севере

Пройдя «Унские рога», яхта оказалась в полной безопасности. Лоцман Антипа перекрестился и уступил руль Петру.

– А теперь, государь-батюшка, не страшно. Правь прямо на Пертоминский монастырь. Святые Вассиан да Иона к себе в гости зовут.

Яхта стала на якорь вблизи монастыря. Для монахов неожиданное, удивительное событие: сам царь пожаловал с архиепископом. Трезвон, молебствие.

Петр подозвал к себе лоцмана Антипу.

– Крепко ты меня отпотчевал в бурю…

– Прости меня, дурака, царь-батюшка. Может не те слова сорвались, прости… – И лоцман бухнулся Петру в ноги.

– Встань. Ты был вправе мне так ответить. Неправ я, совался не в свое дело. Вот тебе мое шкиперское платье. Высуши и носи на здоровье. Крепко шито, не распорется. И вот тебе еще моя шапка да тридцать целковых в награду, и быть тебе в полной свободе от монастырских работ. Теперь ты сам себе хозяин… – И поцеловал его Петр трижды при этом.

Народная молва донесла до наших дней легенду: будто бы лоцман Антипа Тимофеев – предъявитель царской шапки – имел право дарма угощаться в любом кабаке, И доугощался до скорого смертного часа. (Подобная легенда бытовала в народе и о верхолазе Телушкине, который ухитрился без лесов забраться на шпиль Петропавловского собора в Петербурге и отремонтировать фигуру ангела.)

Четверо суток бушевала буря. Ночевал Петр на яхте, а в дневное время осматривал монастырское хозяйство.

В первых числах июня монахи старательно копали гряды в огородах, сажали капустную рассаду, лук, редьку и даже огурцы. Ячмень уже был посеян и дал всходы.

– Лето здесь короткое. Не пропадают ли труды ваши? – спрашивал Петр монахов и мужиков, работавших здесь по обету.

– Да как сказать, – отвечал за всех игумен, – бывает, и суетно трудимся. Бывает, и с проком. Лето – оно короткое, но солнце-то у нас многочасно гуляет по небеси. И у нас, и в Соловках вся овощ поспевает. Ячмень хилый, сам-четыре, больше бог не дает.

– Когда же вы молитесь, если столько тут у вас дела?

– А мы больше трудимся, нежели молимся.

– Вот это верно, – соглашался Петр, – молитвы изнуряют, а труды укрепляют.

Один из мужиков осмелился и заговорил:

– Нельзя, царь-батюшка, работную пору горячую мимо рук своих упускать. Как поработаешь, так и полопаешь. Когда земля трудов просит, мы, мужики и монахи тутошние, молимся на скору руку: одному богу мигнем, другому кивнем, а третий и сам догадается. Для прилику в колокол брякнем да и бежим на полосы, кто с лопатой, кто с тяпкой, кто с чем, а кто и навоз на носилках тащит…

– Похвально! Вижу, хозяйство ваше оттого в порядке и голод не грозит.

– Что ты, царь-батюшка, какой там голод? Да тут у нас трески да палтусины и семушки – солить не успеваем. Святые ангелы да преподобные наши Вассиан с Ионой за нас там, на том свете, добро молятся…

Петр спросил игумена и о том, бывают ли в монастыре какие чудеса.

– Нечем похвастать, ваше царское величество, – ответил тот. – Мощи святых угодников под спудом запечатаны, а служба ни Вассиану, ни Ионе не составлена. Молимся им так, попутно и бессловесно, в мыслях поминая их богоугодные труды. Они в здешних местах первые начали монастырское строение, а в таких местах, как наши, всякий монастырь душам спасение и царству укрепление.

– Что ж ты, архиепископ, втуне и в загоне содержишь угодников Вассиана и Иону? – обратился Петр к Афанасию. – Они нам, путешествующим, приют оказали. Надо святых не обидеть. Полюбопытствуем о мощах преподобных.

После вечерни, оставшись в монастырском храме втроем, Петр, Афанасий и игумен, тайно от монахов и мирских глаз, вскрыли гробницу.

Вероятно, никто из троих чуда и не ожидал, но то, что они увидели, не могло их не разочаровать. В гробнице вместо двух нетленных трупов находился рассыпавшийся прах и пожелтевшие кости одного из угодников – Вассиана или Ионы – неизвестно.

Петр пожал плечами и, отвернувшись, махнул рукой:

– Запечатайте эту труху и не показуйте. А коль скоро они числятся святыми, почитайте обоих, тем паче что здешняя обитель в полезных трудах пребывает.

За время вынужденной гостьбы в глуши Поморья Петр каждый день ходил на молебствие. Сделал сосновый крест, учинил на нем голландскими буквами надпись: «Сей крест сделал шхипер Петр в лето Христово 1694».

Наконец морской бог Нептун успокоил студеное Белое море, и царская яхта, распустив паруса, в легкую поветерь понеслась к Соловецким островам.

Тридцать пять соловецких колоколов гулом и трезвоном встретили прибытие Петра. После молебствия Петр с приближенными, сопровождаемые архимандритом Фирсом, осматривали прежде всего крепостные стены, воздвигнутые из тяжелых, стопудовых и тысячепудовых неотесанных камней. Восемь башен с амбразурами и старыми пушками придавали монастырю грозный, неприступный вид. Они были построены под руководством доморощенного зодчего монаха Трифона, родом из Неноксы с Беломорья. И хотя эти стены строились всего только за сто лет до прибытия Петра Первого, но, судя по циклопической кладке камней, казалось, что начало Соловецкой крепости совпадает с первыми днями мироздания.