Петр Столыпин. Крестный путь реформатора

Остается только добавить, что Столыпин оказался прав и роспуск I Думы действительно прошел практически безболезненно. Ни одного вооруженного выступления или скольконибудь крупной забастовки не произошло. Правда, 108 депутатов распущенного первого российского парламента выехали в Выборг (на территории Великого княжества Финляндского имперская полиция не могла арестовать лишенных депутатской неприкосновенности думцев без согласия местных властей) и 9 июля выпустили воззвание с призывом к населению оказать гражданское неповиновение властям: «Граждане! Стойте крепко за попранные права народного представительства, стойте за Государственную Думу Ни одного дня Россия не должна оставаться без народного представительства. У вас есть способ добиться этого: Правительство не имеет права без согласия народного представительства ни собирать налоги с народа, ни призывать народ на военную службу. А потому теперь, когда Правительство распустило Государственную Думу, вы вправе не давать ему ни солдат, ни денег».

Однако никакого отклика в стране Выборгское воззвание не вызвало и Столыпин имел все основания насмешливо охарактеризовать его как «детскую игру».

Отметим также, что политика Столыпина в отношении парламента всех созывов расценивалась многими современными ему политиками и журналистами как образец государственного подхода. На следующий день после смерти главы правительства «Новое время» поместило на эту тему материал, который, на наш взгляд, исчерпывающе объясняет позицию премьера по отношению к Государственной думе, без чего нельзя в полной мере понять всю столыпинскую политику реформ. Процитируем эту интереснейшую статью: «Столыпин выдвинулся и определился в Думе. Но, в то же время, он в значительной степени определил собой Государственную думу. Если Государственная дума в настоящее время работает и законодательствует, то этим она, до известной степени, обязана Столыпину. Столыпин интуитивно "чувствовал" Государственную думу. С самого первого же выступления основной тон был взят им совершенно правильно. Если вчитаться в ту первую речь, которую он произнес по запросу о действиях чинов охранного отделения, то мы найдем в ней целый ряд мелких черточек, в точности соответствующих тому облику большого государственного деятеля, который в последующие годы укрепился, развился и сделался популярным в России, но который в Первой государственной думе не был иным, чем во Второй и Третьей.

"…Оговариваюсь вперед, что недомолвок не допускаю и полуправды не признаю". Относительно действий Булатовского, царицынского полицмейстера и калязинской полиции расследование "передано в руки суда"; и если суд "обнаружит злоупотребления, то министерство не преминет распорядиться соответственным образом". Всякое упущение в области служебного долга "не останется без самых тяжелых последствий для виновных". Но каковы бы ни были проступки и преступления отдельных подчиненных органов управления, правительство не пойдет навстречу тем депутатам, которые сознательно стремятся дезорганизовать государство. "Власть — это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка, поэтому, осуждая всемерно произвол и самовластие, нельзя не считать опасным безвластие". "Бездействие власти ведет к анархии; правительство не может быть аппаратом бессилия". На правительстве лежит "святая обязанность ограждать спокойствие и законность".

Все меры, принимаемые в этом направлении, "знаменуют не реакцию, а порядок, необходимый для развития самых широких реформ". Но как же будет действовать правительство, если в его распоряжении еще нет реформированных законов?

Очевидно, что для него имеется только один исход: "применять существующие законы впредь до создания новых". "Нельзя сказать часовому: у тебя старое кремневое ружье; употребляя его, ты можешь ранить себя и посторонних; брось ружье. На это честный часовой ответит: покуда я на посту, покуда мне не дали нового ружья, я буду стараться умело действовать старым".