«На даче застал я ужасную картину: у подъезда стояло наемное ландо, лошади которого лежали убитые. Сама дача представляла развалины. Вся ее передняя часть была разрушена. Передняя стена обвалилась, и видны были обширная передняя и соседняя с нею маленькая приемная с обрушившимися потолками, увлекшими за собою меблировку соответствующих комнат верхнего этажа, где жили дети Столыпиных. Тут же лежали, чем-то прикрытые, тела убитых: их было несколько, а именно все находившиеся в момент взрыва в передней. Изувеченная дочь Столыпина – у нее были перебиты ноги – была перенесена в другое здание. Малолетний сын Столыпина, тоже провалившийся вместе с потолком в нижний этаж, был найден среди всевозможных обломков совершенно невредимым.
Столыпин был, несомненно, смелый, мужественный человек: он сам извлек своего сына из обломков и, невзирая на испытанное им потрясение, сохранил полное спокойствие. Силой взрыва он сам, находившийся за две комнаты от его центра, равно как бывшие у него в это время в кабинете симбирский губернский предводитель дворянства Поливанов и председатель губернской управы Беляков были отброшены на пол, причем свалившаяся со стола чернильница своим содержанием облила затылок и шею Столыпина. Тотчас следом за мною приехал Коковцов. Как сейчас вижу следовавшую за этим небольшую сценку. В крошечной уборной, выходившей в сад, стоит Столыпин и, скинув верхнее платье, старается отмыть облившие его чернила. По одну его сторону стоит Коковцов, по другую – я. Мокрый, со струящейся с него водой, Столыпин, несколько возбужденный, с жаром говорит: “Это не должно изменить нашей политики; мы должны продолжать осуществлять реформы; в них спасение России”. И это не была поза. Столыпин в эту пору, в первом пылу государственного творчества, был действительно всецело предан мысли о реформах России и думал лишь о них».
Эту акцию совершила «Организация эсеров-максималистов», которых чаще называют просто максималистами. Данные ребята в начале 1906 года откололись от эсеров, сочтя их недостаточно революционными. Максималисты были полными отморозками. Они вообще отрицали любую легальную борьбу, считая достоянным внимания только терроризм. Вот они и начали развлекаться с дачи Столыпина…
Предтеча чрезвычаек
Так уж случилось, что через неделю после взрыва дачи Столыпина, 19 августа 1906 года в качестве «меры исключительной охраны государственного порядка» был принят «Закон о военно-полевых судах». Именно от этого закона пошло выражение «столыпинский галстук».
…Об «усмирениях» и сегодня много спорят. И ведь дело тут не в уровне жестокости. В конце-то концов, порядок каким-то образом надо было наводить. Дело в методах, которыми они проводились. Потому что каратели действовали по принципу «разберись, кто виноват, и накажи, кого попало». Вели себя как оккупанты. Или колонизаторы. По сути – «давили взбунтовавшееся быдло». Эти методы с абсолютной точностью, только в куда больших масштабах впоследствии применяли белогвардейцы, особенно колчаковцы.
Да и большевики многое позаимствовали. Крестьяне и рабочие, воевавшие на стороне красных, в детстве или в юности были свидетелями действий карательных отрядов столыпинских военно-полевых судов во времена революции 1905–1907 годов. Жители деревень и рабочих предместий платили по старым счетам. С процентами.
Но самое-то главное – Столыпин в этом не слишком виноват…
Идут вперед каратели
Подавление крестьянских восстаний началось с лета 1905 года.
По всей Руси великой «на подавление» двинулись карательные отряды. Действовали они предельно жестко. Сегодня принято говорить, что боролись против террористов. Это не так. Карательные отряды против подполья бесполезны. Боролись с народом.
Вот что объявлял Ф. В. Дубасов:
«Если сельские общества или хотя немногие из их членов позволят себе произвести беспорядки, то все жилища такого общества и все его имущество будут по приказу моему уничтожены».