Петр Великий

Однако Табель о рангах дала некоторый стимул замене старой знати, гордящейся своим происхождением и ревностно относящейся к своим привилегиям, новым привилегированным классом, которому предоставлялся социальный статус по существу в пределах разряда в официальной иерархии. Этот процесс продолжался еще долго до 1722 года; но он четко развивался. Старые московские титулы официального разряда полностью утратили свое использование к первым годам восемнадцатого столетия, процесс, ускоренный созданием новой и очень большой регулярной армии. Титул боярина был присужден П. М. Апраксину в 1709 году, и чуть менее высокий окольничего — другому из подчиненных Петра, В. А. Юшкову, в 1711 году; но они, кажется, были последними, кому делались новые представления этих традиционных званий [135]. Новые западные титулы типа графа и барона и новые официальные разряды типа члена тайного совета (тайного советника) и члена совета суда (надворный советник) отобразили в символической форме изменение, отклонение от московской традиции и движение к служебной аристократии. Петр всегда с радостью открывал уполномоченный разряд в армии членам непривилегированных классов, которые выказывали необходимые качества. Его собственная довольно демонстративная настойчивость, числясь простым бомбардиром, принимать продвижения по службе только когда он заслуживал этого, подчеркивая важность технического знания и практического опыта в противовес важности только благородного происхождения; и ряд указов в 1714, 1719 и 1722 годах ясно предусматривал предоставление звания офицера людям простого происхождения. Он никогда не мог бы игнорировать, и, конечно, не желал полностью игнорировать происхождение и семейные связи при назначении на важные посты в вооруженных силах или администрации.

Звания и титулы, данные Б. П. Шереметьеву на ранних стадиях войны со Швецией — командующий конницы, главнокомандующий, фельдмаршал, — являются иллюстрацией этого. Такой же является карьера, например, Ф. А. Головина, который все годы до своей смерти в 1706 году фактически был министром иностранных дел; Ф. М. Апраксин, губернатор Архангельска, адмирал и, наконец, глава Адмиралтейской коллегии; Г. И. Головкин, отвечавший за иностранные дела в течение ряда лет после 1706 года; или И. А. Мусин-Пушкин, который был главой Монастырского приказа после 1701 года, затем сенатором и главой Штатс-контор-коллегии. Петр вовсе не был уравнителем. Когда ему нужен был командующий армией и военно-морским флотом, высокое должностное лицо или дипломат, его первым инстинктом было повернуться к традиционному правящему классу как очевидному резерву талантов, которые нужно продвигать для этих целей. Однако кандидат, идеальный по званию и лидерству, основанному на заслугах, также был тем, кого царь находил глубоко привлекательным всю жизнь. Эффект Табели о рангах, другими словами, должен был, по существу, объединить развитие, которое уже давно прогрессировало. Подобно созданию коллегий годом или двумя ранее, она была вдохновлена в значительной степени иностранными моделями, особенно прусским Порядком о рангах (Rangordnung) от 1713 года. Но она пошла далее, чем любой из подобных документов, в том, что бюрократизировала русский правящий класс, классифицируя и оценивая его членов только в пределах их официального разряда. В отличие от большинства иностранных схем такого рода, она не предоставляла никакого места сановникам церкви и унаследовавшим звания аристократам по происхождению. Таким образом, она отразила возникновение в России нового типа абсолютистской власти, работающей посредством большой и сложной бюрократической машины. Подобно другим большим административным документам последних лет Петра, она была продуктом долгого и детального рассмотрения. Она была обсуждена Сенатом и некоторыми из коллегий, в то время как царь, контролирующий весь сложный процесс ее разработки, составил три различных ее варианта [136]. Еще раз очевиден контраст по сравнению с поспешными, лаконичными и грубо проработанными указами по административным вопросам первых лет столетия.