Петр Великий и его реформа

Карл XII родился в 1682 году, был, следовательно, на 10 лет моложе своего противника. Молодость его прошла бурно и весело. Стокгольм не помнил такого уличного буяна, каким был 16-летний король: от него мирным гражданам житья не было. То вдруг ему придет фантазия отправиться гулять с компанией удальцов по улицам столицы и срывать шляпы и парики со всех встречных, то вдруг, к великому ужасу молящихся, ворвется он с дружиной в церковь, с шумом и хохотом переломает все скамьи и заставит публику простоять всю обедню. Раз он со своею компанией ворвался в сеймовую залу и устроил там охоту за зайцем; нередко компания разгуливала ночью по городу, разбивая стекла камнями и пугая обывателей. В народе раздавался ропот, в церквах произносились исполненные жалоб проповеди на текст: «Горе той стране, в которой князь юн, любяй вино пити». Не раз делались Карлу представления о перемене поведения, но всякого сановника, входившего в его комнату с серьезным предложением, он бесцеремонно выталкивал за дверь. Так было до начала войны. С этого момента он резко изменился; силы клокотали в нем, не находя выхода, война открыла им настоящее русло. Карл начал войну 18 лет, и мы видели, к каким блестящим победам повел он шведские войска. Война и была его истинным призванием; он рожден был воином. Таким понимали его и современники. «Король, – писал о нем французский посланник в Стокгольме, – мечтает только об одной войне, ему слишком много насказали о подвигах предков. Сердце и голова его наполнены подвигами предков, и он считает себя непобедимым во главе своих шведов». В нем, действительно, много было сходного с его предками, с древними предводителями северных варяжских дружин, которые в IX столетии тревожили Европу своими нападениями. О таких древних витязях поют в Швеции народные песни (саги). Древний варяжский витязь и сказался в Карле XII. Менее всего он был государственным человеком: война для войны была единственною его деятельностью, и войну он вел не так, как ее обыкновенно вели в XVIII веке. Как древняя варяжская дружина, налетал шведский отряд во главе с королем на неприятельское войско, и дело решалось одним натиском. Король был всегда во главе, он щеголял храбростью, шутил и смеялся под пулями, как на каком-нибудь балу. Но он не был полководцем в полном смысле этого слова: никакого штаба, никакой администрации его войско не имело. Всю надежду возлагал он на тот отряд, во главе которого он стоял, и нисколько не заботился о том, что делается в тылу армии, соразмерны ли силы с неприятельскими, и хватит ли продовольствия солдатам. Вот несколько отзывов о нем его собственных генералов. Один говорил: «Наш король так крепко надеется на помощь Божию, что ни о чем больше не думает, как о войне»; другой писал: «Он уже больше не слушает чужих советов; он принимает такой вид, что как будто Бог непосредственно внушает ему, что надо делать». «Несмотря на холод и голод, – рассуждает третий, – король не хочет отпустить нас на зимние квартиры. Думаю, что если у него останется только 300 человек, то он с ними вторгнется в Россию, не заботясь, чем будут солдаты питаться. Если кого-нибудь из наших убивают, то это нисколько его не трогает».