Закладка Петербурга 16 мая 1703 года выглядела скромным событием по сравнению с празднованием 30 мая этой «никогда прежде бывшей морской победы». Петр и Меншиков удостоились высшего и, впрочем, единственного тогда ордена Андрея Первозванного, остальные участники сражения также были щедро награждены. Петр написал о победе в Москву и в ответ получил уверения, что ничего подобного в истории России не было. Так, боярин Б. А. Голицын писал царю: «Не возмни, государь, яко ласкаю, но суще от серца, но слезами пишу: хотя от начала света всех собрать летописцев, нигде не найдешь, как такою отвагаю и смелым сердцем учинено, как сие тобою». Старый льстец знал, что делал, проливая слезы умиления: царь, поздравляя своих сановников со взятием бота и шнявы и называя это «никогда бываемою викториею», распорядился поискать аналогичные события в истории. Их, конечно, не нашли! Все эти характеристики итогов боя в устье Невы – более чем сильное преувеличение, как и текст медали, выбитой по этому случаю: «Небываемое бывает». Такие победы были обычным делом для донских и особенно запорожских казаков, бороздивших Азовское и Черное моря и стаей нападавших на своих легких «чайках» на любое зазевавшееся турецкое судно, военное или купеческое. Но, видимо, такая явная переоценка событий 7 мая была необходима Петру для воодушевления людей, да и себя самого, и служила известной компенсацией не особо блестящих успехов на воде, особенно если вспомнить прилагаемые Петром усилия и его сердечное пристрастие к морю и кораблям.
В самом деле, флот, построенный в Воронеже, не участвовал ни в одной стычке с турецким флотом; яхты, с огромными усилиями посуху за 170 верст перетащенные из Белого моря в Онегу, тоже не пригодились: из-за встречного ветра их пришлось бросить в Сермаксе, а самим идти к Ладоге пешком. Позже, при осаде Нотебурга, они не смогли воспрепятствовать прорыву двух шведских судов с подкреплением гарнизону Нотебурга, обложенного со всех сторон. После этого понятен восторг по поводу «морской победы» на реке Неве.
Взятие Ниеншанца было лишь началом закрепления России в устье Невы. На военном совете крепость была признана неудобной, слишком маленькой, плохо обороняемой и расположенной далеко от моря. Поэтому решили ее не укреплять, а строить новую. 16 мая 1703 года такая крепость была основана на острове Луст-Эланд и названа Санкт-Петербурхом. Часть армии во главе с Шереметевым двинулась к Копорью. К Яму (современный Кингисепп) – другой крепости Ингрии – подошел отряд генерала фон Вердена. «Оба места, – как записано в „Журнале“ Петра, – с малым супротивлением сдались (понеже были малолюдны и малы) и гарнизоны отпущены в Нарву».
Заняв Ям, русское командование, как и в случае с Нотебургом, тотчас начало вести вокруг него обширные фортификационные работы, совершенствуя укрепления крепости, названной теперь Ямбург. Петр предпринял также и другие действия, чтобы закрепиться в Ингрии. Во-первых, после сражения на реке Сестре шведский отряд Кронгиорта, пытавшийся перехватить инициативу в Ингрии, был отброшен к Кексгольму. Во-вторых, в Лодейном Поле с основанной в 1702 году верфи один за другим начали спускать первые корабли будущего Балтийского флота. Наконец, в-третьих, в начале октября 1703 года, когда шведская эскадра под командованием адмирала Г. Нуммерса ушла из устья Невы на зимнюю стоянку в Выборг, Петр на яхте осмотрел остров Котлин и распорядился «в море делать крепость». Уехав на зиму в Воронеж, царь прислал оттуда (как сообщает «Журнал») «модель крепости, которую делать в море у Котлина острова, послал со оною губернатора Меншикова (понеже оный при вымеривании того места был), который той же зимы оную и построил, и нарекли оной имя Кроншлот».