Петр Великий: личность и реформы

Указ, о котором идет речь, строго предписывал всем помещикам строиться только на Васильевском острове, причем строить каменные здания размером в соответствии с числом дворов во владении помещиков: «с 1000 до 700 дворов – на 10 саженях дом, а с 700 до 500 – на 8 саженях дом же, а с 500 до 300 – на 5 саженях дом же, а с 300 до 100 дворов – мазанки или деревянные, на скольких саженях кто похочет, токмо б строились по указу, которой указ определяется, до которых дворов строится не меньше сего указного числа». Не горевшие желанием поселиться на впоследствии знаменитом острове рисковали многим: «А ежели кто и за сим публикованием, оных мест брать и домов своих строить по указу не будут: и на тех, яко на презирателях указа, взыскано будет жестоко по его царского величества указу». Но и начавшие строительство должны были строго выполнять все нормы застройки «по архитектуре», то есть согласно плану. Иначе все могло пойти на слом. В 1721 году было предписано строить каменные дома не только в линию, но и сплошь, в виде своеобразных казарм. Петр считал, что таким образом можно сэкономить немало дефицитного камня. Всем строившим здания было указано, чтобы, «для прибыли в материалах, стены с соседьми смыкали, чтоб была одна стена между строением, а не две, а хотя и соседи в то время со сторон строение зачнут, и таковым прежде наченшим строение из стен к соседям выставливать кирпичи впредь для смычки, но многие, как видимо, по тому указу неисполняют…». Согласно новому «подтвердительному» указу 1721 года, нарушитель постановления «о выставленных кирпичах» мог опасаться, что «у таковых палат углы будут разломаны и принужден будет сделать по указу». Обратим также внимание еще на один указ. Весной 1718 года многим состоятельным жителям Петербурга были «для новости сего места даны разных чинов людям парусныя и гребныя суда безденежно, со всем, что к ним принадлежит с таким определением, дабы у всякого оныя были вечно». Указ от 12 апреля 1718 года, цитата из которого приведена, поясняет, что такое «вечно»: «то есть ежели какая трата на какое судно придет, повинен он такое ж вновь сделать (а не меньше, а больше воля) и не точию он, но его потомки и наследники его». Далее в указе подробно поясняется, как содержать подаренные государством суда, беречь их, «ибо сии суда даны, дабы их употребляли так, как на сухом пути кареты и коляски, а не как навозныя телеги». Все владельцы судов были обязаны каждое воскресенье по специальному сигналу приплывать на определенное место и совершать там экзерциции под парусами. Строго предупреждалось, что не являющиеся на эти смотры-прогулки чаще двух раз в месяц будут штрафоваться, как и те, кто самовольно уплывет с «экзерциции» домой. Желательно было и присутствие женщин, хотя царь не настаивал на этом, отмечая, что это «по воле, а не по должности сего указу». Оба указа весьма примечательны и даже чем-то связаны между собой, хотя в одном идет речь о необходимой экономии строительного материала, а в другом – о приучении жителей города к плаванию на речных парусных и гребных судах. Но этим не исчерпывается смысл указов. В них – реализация великой мечты реформатора. Как бы глядя на свой город через годы, царь видел его сплошную единообразную застройку, подобную застройке западноевропейских городов. Перед мысленным взором Петра вставали разноцветные фасады стоящих сплошной стеной домов любезного его сердцу Амстердама, отражающиеся в тихих водах каналов, по которым на яхтах и верейках под звуки музыки катаются каждое воскресенье нарядно одетые обыватели, – ведь не случайно Петр предписывал: «Все каналы и по бокам их улицы дабы шириною были против эреграхта амстердамского». Вероятно, именно таким хотел видеть свой «Новый Амстердам» Петр, ради него он строил, перестраивал, ломал, принуждал, торопил. Но Петербург не Амстердам, а его жители почти все по воле царского указа были присланы (если не сказать – сосланы, ибо при Петре, как известно, Петербург был местом каторги для преступников) из глубины России. Далеко не всем петербуржцам было суждено сразу же проникнуться мечтами и симпатиями царя, и, вероятно, многим казалось в высшей степени странным строить свой дом впритык к дому-соседу на огромном болотистом пустыре Васильевского острова, строго следя за тем, чтобы дом был построен в стиле, так непохожем на стиль традиционных русских жилищ, в которых родились они, их деды и прадеды. Не менее странным мог казаться им, привыкшим к хаотичной и по-своему удобной застройке русских городов, указ строить дома в одну линию вдоль лихорадочно сооружаемых тогда каналов, русла которых из-за непроточной воды быстро превращались в зловонные болота.