Петр Великий. Прощание с Московией

Царь веселился, а большинство русских считало насильственное бритье унизительным посягательством на их достоинство. Некоторые отдали бы что угодно, только бы не потерять бороду, которую носили всю жизнь и без которой не мыслили лечь в могилу и явиться в лучший мир. Сопротивляться царевой воле они не могли – слишком неравные силы. Но они трогательно пытались искупить грех, который привыкли считать смертным. Джон Перри, английский инженер, нанятый Петром на службу во время поездки в Лондон, так описывал пожилого русского плотника, с которым встретился на воронежских верфях: «Примерно в это время царь прибыл в Воронеж, где я служил, и множество моих рабочих, всю жизнь проходивших с бородами, теперь оказались принуждены с ними расстаться; одним из тех, кто только что вышел из рук цирюльника, был старый русский плотник… большой мастер работать топором, к которому я всегда питал дружеское расположение. Я немного пошутил с ним… сказав, что он помолодел, и спросил, что он сделал со своей бородой… Он сунул руку за пазуху, вытащил и показал мне бороду; затем сказал, что когда придет домой, то спрячет ее и потом ее положат к нему в гроб и похоронят вместе с ним, чтобы он мог дать за нее отчет Святому Николаю, когда явится в мир иной, и что его собратья приняли такие же меры»[66].

Из путешествия Петр вернулся в бодром, приподнятом настроении. Он рад был снова очутиться в дружеском кругу и так рвался начать преобразования, что не знал, с чего раньше начать. Он метался с места на место. На второй день в Москве царь устроил войсковой смотр и остался страшно недоволен. Как писал австрийский дипломат Иоганн Корб, «…[он] убедился, что многого недостает этим толпам, чтоб можно было их назвать воинами. Он лично показывал им, как нужно делать движения и обороты наклонением своего тела, какую нестройные толпы должны были иметь выправку; наконец, соскучившись видом этого скопища необученных, отправился, в сопровождении бояр, на пирушку, которую, по желанию его, устроил Лефорт. Пированье длилось до позднего вечера, сопровождаясь веселыми кличами при заздравных чашах и пальбою из орудий. Пользуясь тишиною ночи, Государь, с немногими из близких к себе, отправился в Кремль повидаться с царевичем, сыном своим… Дав волю своему родительскому чувству и осыпая сына ласками, три раза поцеловал его; затем, избегая встречи с женою, которая давно ему опротивела, он возвратился в свой Преображенский кирпичный дом».

Через несколько дней Петр встретил русский Новый год (который по старомосковскому календарю начинался 1 сентября) пышным празднеством в доме генерала Шейна. Собралась целая толпа гостей – бояре, офицеры и множество других людей, в том числе и несколько простых матросов молодого русского флота. Петр оказывал морякам особое внимание и провел с ними большую часть вечера; он разрезал пополам яблоки и, отдав одну половинку какому-нибудь матросу, вторую ел сам. Одного из них он обнял за плечи и назвал его «братцем». Тосты не смолкали, и всякий раз, как пирующие поднимали бокалы, раздавался залп из двадцати пяти пищалей.

Еще один «великолепный пир» состоялся через две недели после возвращения царя. И хотя Петр приехал с флюсом и зубной болью, австрийский посол записал в своем дневнике, что никогда не видел его более веселым и непринужденным. Генерал Патрик Гордон прибыл, чтобы впервые представиться царю после его приезда, и объяснил свою задержку тем, что находился в загородном имении, где застрял из-за скверной погоды и гроз. Старый солдат дважды низко поклонился и собирался было опуститься на колени и обнять ноги царя, но Петр взял его за руку и горячо ее пожал.

Не успели бояре опомниться после того, как царь вынудил их сбрить бороды, а он уже принялся настаивать, чтобы они сменили традиционные русские одежды на европейское платье. Некоторые уже и сами это сделали – польский наряд был в ходу при дворе и в нем постоянно появлялись смельчаки вроде Василия Голицына. В 1681 году царь Федор велел придворным укоротить длиннополые одеяния, чтобы можно было нормально ходить. Но большинство продолжало носить привычный русский костюм: вышитую рубаху, широкие штаны, заправленные в мягкие ярко-зеленые или красные, отделанные золотом сапожки с загнутыми носками, и поверх всего бархатный, атласный или парчовый кафтан до пят со стоячим воротником и рукавами непомерной длины и ширины. Выходя на улицу, надевали еще одно длинное одеяние, летом легкое, зимой подбитое мехом, с высоким квадратным воротником и с еще более длинными рукавами, свисавшими до полу. Когда в праздничный день группа бояр шествовала по Москве в длинных, свободно ниспадающих одеждах и высоких меховых шапках, зрелище было по-азиатски пышное.