Петр Великий. Прощание с Московией

Никон – высокий, словно топором вырубленный крестьянский сын, родом из северо-восточного Заволжья. Первоначально он был посвящен в духовный сан «белого», живущего в миру священника, женился, но затем расстался с женой и стал монахом. Вскоре после своего прибытия в Москву на пост архимандрита, или настоятеля, Новоспасского монастыря этот монах шести футов и пяти дюймов ростом[28] был представлен юному царю Алексею. Духовная мощь и представительная внешность Никона произвели на Алексея такое неизгладимое впечатление, что он взял себе за правило раз в неделю, по пятницам, беседовать с Никоном. В 1649 году Никон был поставлен на Новгородскую митрополию, то есть возглавил одну из самых древних и крупных епархий России, а когда в 1652 году умер тогдашний патриарх, Алексей попросил Никона принять патриарший престол.

Никон отказывался до тех пор, пока двадцатитрехлетний царь не пал на колени и не взмолился слезно, а тогда согласился с двумя условиями: чтобы Алексей слушался его «как начальника, и пастыря, и отца краснейшего» и чтобы поддерживал его деятельность, направленную на глубокое преобразование Русской православной церкви. Алексей поклялся все выполнять, и Никон принял патриарший престол с намерением осуществить обширную программу реформ. Он задумал отвадить церковников от пристрастия к водке и от других пороков, добиться верховенства церкви над государством, а затем, поведя за собой эту, уже очищенную и могущественную, Русскую церковь, установить ее главенство над всем православным миром. Для начала он попытался изменить церковную литургию и ритуал, следуя которым ежедневно молились миллионы русских людей, очистить все священные книги и требники от многочисленных искажений, переделок и просто ошибок, которые вкрались в тексты за сотни лет, и привести их в соответствие с греческими канонами. Старые полные искажений книги подлежали уничтожению.

Перемены в практике богослужения вызвали бурное недовольство. Благочестивые россияне почитали основополагающими такие церковные обычаи и отряды, как двоение возгласа «аллилуйя» в разные моменты церковной службы, служение литургии на семи, а не на пяти просфорах, написание имени Христа (Исус, а не Иисус), а главное, двуперстное крестное знамение – символ двойственной природы Христа, тогда как в соответствии с новыми указаниями полагалось складывать три пальца, символизируя Троицу. Если человек был убежден, что земная жизнь есть лишь подготовка к переселению в рай или в ад и что спасение души зависит от тщательного соблюдения церковной обрядности, то решение, как именно надо креститься, для него было равнозначно выбору между вечным небесным блаженством и адским пламенем. Кроме того, приверженное старине духовенство вопрошало: чего ради нужно предпочесть порядки и формулировки греческой церкви в ущерб уже сложившимся в русской? Разве не Москва сменила Константинополь в роли Третьего Рима, разве не русское православие представляет собой истинную веру? Так с какой стати кланяться грекам в вопросах обрядности, догматики или чего-либо другого?

В 1655 году Никон нашел поддержку своим начинаниям за пределами России. Он пригласил в Москву Макария, патриарха Антиохийского, и сирийский церковник отправился в дальний путь, взяв с собой своего сына и секретаря, Павла Алеппского. Павел вел путевой дневник, в котором мы находим массу личных впечатлений автора об Алексее и Никоне[29]. Они прибыли в январе 1655 года, и их приветствовал величественный патриарх Русской церкви Никон, «одетый в зеленую бархатную мантию с красным узором, в центре которого помещались шитые золотом и жемчугом херувимы. На голове у него было белое покрывало, увенчанное золотым обручем, к которому был прикреплен крест из драгоценных камней и жемчуга. Надо лбом вышиты жемчужные херувимы, а края покрывала оторочены золотым кружевом и унизаны жемчугом».

С самого начала путешественников столь же поразили набожность, кротость и почтительность молодого царя, сколь и властное величие русского патриарха. По собственному почину Алексей «взял себе за правило пешком являться на праздники всех главных святых в посвященных им церквах, воздерживаясь от езды в экипаже. Он простаивает всю службу от начала до конца, обнажив голову, без конца бьет поклоны, ударяется лбом оземь, рыдая и сокрушаясь перед иконой святого, и все это на глазах собравшихся». Однажды Алексей сопровождал Макария в поездке в монастырь в тридцати милях от Москвы, и там «государь взял нашего господина [Макария] за руку и отвел в богадельню, чтобы он мог благословить парализованных и больных и помолиться за них. Войдя туда, некоторые из нас не смогли оставаться в помещении из-за отвратительного запаха гниения и невыносимого зрелища людских страданий. Но государь думал лишь о том, чтобы наш господин помолился и благословил больных. Патриарх шел, благословляя каждого, а царь следовал за ним и всех подряд целовал в лоб, губы, руки. Поистине удивительны были для нас такие святость и смирение, ведь сами мы только и мечтали поскорее оттуда выбраться».