Петр Великий. Прощание с Московией

Город-крепость Азов стоял на левом берегу самого южного из рукавов Дона, милях в пятнадцати выше места его впадения в Азовское море. В 500 году до нашей эры здесь была одна из греческих колоний Северного Причерноморья. Позднее город, контролировавший вход в великую реку и торговлю по ней, стал колонией Генуи. В 1475 году его захватили турки, замкнув с северо-востока кольцо своего контроля над Черным морем и обеспечив барьер русскому продвижению в низовья Дона. Город окружили крепостной стеной, а в миле от него, вверх по реке, выросли две турецкие сторожевые башни, между которыми поперек реки протянули железные цепи, чтобы легкие казацкие челны не могли проскользнуть мимо Азова и выйти в море.

С прибытием царя к стенам города русская артиллерия открыла огонь и продолжала обстрел четырнадцать недель. Трудностей было немало. Не хватало опытных инженеров – а в петровские времена при осаде у инженеров было не меньше работы, чем у артиллеристов или пехотинцев. Русская интендантская служба не справлялась с обеспечением пропитания для 30 000 человек, находящихся в полевых условиях, и армия быстро опустошала и без того бедные окрестности Азова. Стрельцы не желали подчиняться приказам офицеров-иностранцев, и порой от них невозможно было добиться никакого толку. Вот как отзывался Гордон о положении в целом: «Судя по нашим действиям, иногда казалось, будто мы затеяли все это невсерьез».

Вначале турецкие сторожевые башни на подступах к городу не пропускали вниз по реке русские баржи с припасами для армии. Приходилось разгружать их выше по течению и подвозить к войскам по суше в повозках, рискуя подвергнуться нападению татарских всадников, которые постоянно кружили вокруг русского лагеря. Захват башен сделался важнейшей задачей, так что вся армия ободрилась, когда донские казаки взяли одну из них штурмом. Вскоре турки, не выдержав мощного огня артиллерии, оставили и другую башню.

Но радость Петра в связи с этим успехом скоро омрачилась предательством, случившимся в его собственном лагере. Голландский моряк по имени Якоб Енсен перебежал от русских к туркам и выдал им важные сведения. Когда-то он матросом пришел на голландском корабле в Архангельск, поступил на русскую службу, принял православие и был приписан ко вновь созданной русской артиллерии. Петр, любивший и голландцев, и артиллерию, приблизил Енсена и многое доверял ему в дни и ночи осады Азова. Дезертировав, Енсен открыл азовскому паше численность и расположение русских войск, сильные и слабые стороны осадных сооружений и все, что знал о намерениях Петра. Кроме того, он дал один полезный совет, основанный на неизменном обыкновении всех русских, не исключая и военных, вздремнуть днем после сытного обеда. Через несколько дней в этот самый час турки совершили мощную вылазку в русские окопы. Поначалу заспанные солдаты побежали, но Гордон сумел их повернуть и после отчаянного трехчасового боя турки отступили. Вылазка дорого обошлась осаждавшим: 400 человек погибло, 600 было ранено, пострадали многие из осадных сооружений.

Еще больший ущерб, чем от предательства Енсена, терпела русская армия из-за своей неспособности полностью отрезать крепость от внешнего мира. Гордон, самый опытный воин в стане Петра, настаивал на том, чтобы город был обложен со всех сторон, но из-за недостатка живой силы осаждающие даже не полностью окружили Азов с суши. Между последним русским окопом и рекой зияла брешь, сквозь которую татарская конница регулярно сообщалась с азовским гарнизоном. Еще сильнее действенность осады снижало то, что у русских не было кораблей и они не могли контролировать движение судов по реке. Поэтому Петру оставалось только кусать локти, наблюдая, как двадцать турецких галер беспрепятственно поднялись по реке и доставили гарнизону всевозможные припасы и свежее пополнение.

Все долгие недели осады сам Петр провел в неустанных трудах. Он продолжал играть две роли. В качестве простого артиллериста бомбардир Петр Алексеев, как он себя называл, помогал заряжать и наводить осадные мортиры, посылавшие в город бомбы и снаряды. Как царь он возглавлял высший военный совет, обсуждал и утверждал все планы и операции. К тому же он непрерывно переписывался с друзьями в Москве. Силясь развеять собственное уныние, он поддерживал шутливый тон и обращался к Ромодановскому «мой государь», «король», а подписывался, после уверений в глубочайшем почтении, – «бомбардир Питер».