Петр Великий. Прощание с Московией

Позади фасада длиною в пятую часть мили (то есть более полукилометра) размещались громадные галереи для приемов, залы заседаний, библиотеки, личные покои королевской семьи, будуары, и дворцовая часовня, и, конечно, всевозможные переходы, лестницы, кладовые и кухни. Великолепием убранства, богатством собранных под его крышей произведений искусства Версаль превосходил все, что было создано со времен Римской империи. По всему дворцу высокие потолки и внушительные двери были украшены золотым знаком Аполлона – изображением сияющего солнца, символа создателя и обитателя этого невероятного дворца. Стены покрывали мраморные панели, узорный бархат или гобелены, на окнах зимой висели вышитые бархатные занавеси, а летом – шелковые, затканные цветами. По вечерам тысячи свечей горели в сотнях стеклянных люстр и серебряных канделябров. В комнатах стояла изысканная инкрустированная мебель – золоченые столики на витых либо покрытых резьбой в виде цветов и листьев ножках и обитые бархатом кресла с широкими спинками. Во внутренних покоях поверх наборных паркетных полов лежали богатые ковры, а на стенах красовались огромные полотна Андреа дель Сарто, Тициана, Рафаэля, Рубенса и Ван Дейка. В спальне Людовика висела «Мона Лиза».

Сады, разбитые по замыслу архитектора Ленотра, заслуживали не меньшего внимания, чем сам дворец. Миллионы цветов, кустов и деревьев с геометрической правильностью разместились между аллеями, травянистыми террасами, пандусами, лестницами, прудами, озерцами, фонтанами и каскадами. Фонтаны Версаля, полутора тысячами водометов бьющие ввысь с поверхности восьмиугольных прудов, и по сей день составляют предмет зависти всего мира. Причудливо изгибающиеся, безупречно подстриженные живые изгороди образовывали нарядный орнамент, разграничивая участки, засаженные цветами разнообразнейших оттенков и всевозможных сортов, причем многие из них уже через день заменяли новыми. Король питал слабость к тюльпанам, и каждый год (если он в это время не воевал с Голландией) из голландских теплиц доставляли четыре миллиона луковиц, чтобы весной их цветение озарило Версаль пурпуром и золотом. Страсть короля к апельсиновым деревьям подвигла Ленотра на создание гигантской оранжереи, которую он углубил в землю, защитив теплолюбивые деревья от ветра. Но и этого Людовику показалось мало, и он велел внести часть апельсиновых деревьев во дворец и расставить их в серебряных кадках возле окон в его личных апартаментах.

Стоя у высоких окон Стеклянной галереи, тянувшейся вдоль западного фасада дворца, король мог любоваться изумительной перспективой – трава, камень, вода, чередуясь с бесчисленными статуями, занимали все пространство до Большого канала. Этот водоем, вырытый в форме громадного креста, имел в длину больше, мили. Здесь король катался на веслах и под парусами. Летними вечерами весь двор усаживался в гондолы (подарок венецианского дожа), которые часами плавно скользили при свете звезд, а Люлли с придворным оркестром, разместившись поблизости на плоту, услаждал общество музыкой.

Версаль стал символом недосягаемого превосходства, великолепия и величия самого богатого и могущественного властителя Европы. Другие европейские государства – не исключая и тех, кто враждовал с Францией, – принялись строить дворцы в подражание версальскому и тем увековечивали свое отношение к Людовику, будь то дружба, зависть или афронт. Каждый хотел иметь собственный Версаль и требовал от своих архитекторов и мастеров таких дворцов, садов, мебели, гобеленов, ковров, серебра, стекла и фарфора, чтобы были не хуже, чем у Людовика. В Вене, Потсдаме, Дрездене, в Хэмптон-Корте, а потом и в Санкт-Петербурге под влиянием Версаля возводились и украшались дворцы. Даже длинные проспекты и величавые бульвары Вашингтона, заложенного сто лет спустя, обязаны своей геометрической планировкой архитектору-французу, взявшему за образец Версаль.