Читаем Петр Великий (Том 1) полностью

Балакирев хотел было прикрикнуть на отвечающего за него так развязно, но говоривший уже стоял перед ним и жал дружески руку, спрашивая:

— Не узнал, видно?

— Столетов, кажись! — не вдруг признавший было его в пышном наряде, ответил Балакирев, недоверчиво пожимая плечами.

Действительно, не заговори Столетов — в парчовом кафтане, алонжевом высоком парике, в ботфортах и бархатном камзоле, расшитом золотом, — ни за что не признал бы Ваня секретаря Монса, начавшего с ним знакомство чуть не дракою, а теперь обращавшегося дружески.

— Знакомы, видно? — спросила княгиня Настасья Петровна.

— Ещё бы… Кто же меня не знает? — не без ухарства проговорил расфранчённый секретарь Вилима Ивановича и прибавил, благосклонно показывая на царицына посланного: — Юрок-от царицын, нашенский же.

— Э-э, любезный, так это ты-то и есть, что сыграл со мною шутку отменную… коня-то отпряг? — не без ехидства, но доброжелательно проговорила княгиня Настасья.

— Я и есть, ваше сиятельство!

— Должен же за провинность свою выпить непременно горяченького… без того не прощу… Все корить буду, пока жива.

— Как угодно милости твоей, княгиня… а я ни горяченького, ни холодненького пить не могу, потому что послан наспех к барину его милости! — указал Ваня на Столетова, покрасневшего от неудовольствия, что признали в нём слугу Монса.

— Зачем так? — вздумал было разузнать Егор Михайлович Столетов, но, вероятно, скоро спохватился, вспомнив столкновение с Балакиревым и его неспособность уступать.

Припоминание заставило не только понизить голос в конце вопроса, но и боязливо поглядеть на Ваню, в ожидании от него, чего доброго, нового комплимента, который сшиб бы напускное Егорово высокомерие. К счастью, слуга царицын промолчал и только добрым взглядом, брошенным на Столетова, постарался успокоить замеченное им смущение.

Егор был доволен и не выпущенную ещё из своих рук руку Вани пожал совершенно дружески. Он был умён и понял неловкость своего вопроса, а в словах Вани намёк: раз Балакирев послан к Монсу, то и ему следует сократить своё пребывание в доме княгини. Если Иван проговорится, что секретаря его видел у княгини Настасьи Петровны, что скажет Вилим Иванович? Неизбежный вопрос: зачем? — может быть больше чем опасен Егору; особенно теперь, когда Монсовы родные предостерегают патрона, нашёптывают ему. Эта мысль заставила изворотливый ум Егора Столетова тотчас решиться ехать с Балакиревым самому и немедля.

Выполняя повеление княгини, между тем уже несут к Ване вино на подносе. Балакирев не берет.

Княгиня настаивает и грозит запереть ворота — не выпустить за порог, пока не выпьет. Столетов спешит на выручку нужного ему теперь Вани.

— Княгиня, я за него ответчик. Видите, дрянь… смаку ещё в вине не знает. Ужо коли узнает — сам попросит… Я за него пью… Будь здорова, княгиня Настасья Петровна!

— Не так чествуешь, сударик! — отозвалась одна из рассказчиц побасёнок. — Чтобы её сиятельству, богоданной нашей матушке, век веченской всласть было поесть и попить да послушать нас, недостойных, милостиво.

— То от вас, а нам пожелать того не приходится, — вывернулся Егор.

Балакирев же пробарабанил присказкою:

— Прощенья просим, княгиня, на ласке да на угощенье.

Егор, не желая отставать и в то же время стремясь напомнить о цели своего прибытия к княгине, балагуря, высказал обычную формулу подьячих милостивцам:

— Теперь станем ожидать к себе вашего посещенья, чтобы про дело не было забвенья.

— Будем, будем… сами… А его все же отпустить не хочется… Ты, пожалуй, Егор Михайлыч, иди… а юрка мне оставь…

— Без него не могу, государыня! — ответил за себя и за Балакирева Столетов.

— Так оставайся и ты… покуда выпьет он.

— И ему, княгиня, медлить, сам знаю, нельзя — не удерживайте. В другой раз, коли досужно, он, ваше сиятельство, милостью твоей будет удоволен.

— А все же выпить можно, — настаивала княгиня уже из приличия. В душе она довольна была умеренностью Балакирева, хотя в первую минуту ей было блеснула мысль напоить малого, чтобы подвести его в отместку за шутку с нею.

Вмешательство Столетова сослужило службу и Ване, и княгине, предоставляя почётный выход из возникших затруднений.

Княгиня, делать нечего, произнесла, как бы уступая необходимости:

— Ну, ин быть по-вашему. Только ты, юрок, напредки не отказывайся… Я считать за тобой буду сегодняшнюю чару.

— Прощенья просим, княгиня! — поспешил ответить, делая налево кругом, бравый Ваня, за которым последовал и франт в парчовом кафтане.

Когда они вышли из ворот, Столетов схватил за руку Ваню и торопливо проговорил:

— Стой и слушай! Никому не пикни, что ты видел меня у княгини Настасьи Петровны… коли хочешь быть мне другом! И я, в свою очередь, тебе готов вспомогать во всём, что потребуется… Идёт — так давай руку!

Опуская свою руку в широкую ладонь Столетова, Балакирев, в свою очередь, сказал:

— Готов, но… и ты исполни все, коли я буду иметь в тебе нужду.

— Готов такожде… в чём нужда, говори прямо Егорке: так и так… Что могу — тотчас же сделаю…

— И теперь могу просить?

— Проси.

Перейти на страницу:

Все книги серии Романовы. Династия в романах

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
60-я параллель
60-я параллель

«Шестидесятая параллель» как бы продолжает уже известный нашему читателю роман «Пулковский меридиан», рассказывая о событиях Великой Отечественной войны и об обороне Ленинграда в период от начала войны до весны 1942 года.Многие герои «Пулковского меридиана» перешли в «Шестидесятую параллель», но рядом с ними действуют и другие, новые герои — бойцы Советской Армии и Флота, партизаны, рядовые ленинградцы — защитники родного города.События «Шестидесятой параллели» развертываются в Ленинграде, на фронтах, на берегах Финского залива, в тылах противника под Лугой — там же, где 22 года тому назад развертывались события «Пулковского меридиана».Много героических эпизодов и интересных приключений найдет читатель в этом новом романе.

Георгий Николаевич Караев , Лев Васильевич Успенский

Проза / Проза о войне / Военная проза / Детская проза / Книги Для Детей