По дороге они встречали крестьянские повозки и из других деревень, узнавая, куда и кого направляют власти в эвакуацию.
Их дорога на восток была долгой, как и отступление русской армии.
Кроме крестьян эвакуации, прежде всего, подлежали предприятия и учреждения.
Но из-за спешки, неразберихи, нервозности и неорганизованности с территории Польши, Прибалтики и Западной Беларуси удалось вывести только отдельные заводы и фабрики, и часть оборудования и готовой продукции других из них.
Одновременно с перемещением промышленного оборудования из районов, к которым приближалась линия фронта, на восток пошёл и огромный поток беженцев.
Сотни тысяч людей, часто по принуждению, когда казаки окружали деревню и вынуждали всех подряд покидать свои дома, были сорваны со своих родных мест, лишены крова и средств к существованию.
Военные и гражданские власти с помощью пропаганды и конкретных стимулирующих действий на эвакуацию создавали атмосферу «Народной войны 1812 года», когда противник шёл по буквально выжженной земле, не имея возможности грабить местное население в поисках себе пропитания.
К официальной пропаганде чиновничества подключилось и местное православное духовенство, внушавшее своей пастве, что оставаться под немцами – непатриотично.
По деревням стали распространяться и слухи об особенной жестокости противника. Будто бы немцы отрезали женщинам груди, топили детей в колодцах и убивали всех мужчин.
А крестьяне, фактически традиционно безвылазно жившие в своих деревнях, невольно верили в эти слухи, распространяемые не только пропагандой, но и подхваченные самими крестьянами.
И со звуками приближающихся дальних выстрелов и запаха гари они верили даже в то, что захватчики – это одноглазые чудовища.
Ведь вышедший ещё 25 мая 1915 года специальный царский указ требовал уводить всё мужское население возрастом от 18 до 50 лет вместе с семьями и необходимым домашним имуществом.
А для тех, кто не хотел эвакуироваться создавались сложные условия проживания около линии фронта. У них реквизировали скот и вводили огромные платежи на содержание армии.
Не дожидаясь прихода армии, некоторые испуганные жители бежали, пытаясь отсидеться в лесах и переждать опасность. Тогда казаки сжигали пустующие в деревнях дома.
Колоны беженцев шли по дорогам Западной Беларуси на восток и днём и ночью.
Главная дорога от Бельск-Подляски на Гайновку была буквально забита крестьянскими телегами и скотом.
По пути люди обменивались новостями о страшной войне.
А вновь попавшие в колонну беженцы стали осознавать, какая судьба их теперь тоже ожидает. Многих охватил страх, кто-то паниковал.
Тогда добрый Пётр Васильевич успокаивал паникёров:
По широким шоссе крестьянские повозки иной раз ехали и в четыре ряда.
Кое-где, из-за непредвиденных остановок чьих-либо повозок, возникали заторы и движение останавливалось.
Один затор чуть было не образовался на глазах Петра Кочета.
На обочине шоссе стояла запряжённая телега со слетевшим с оси колесом. Беспомощные женщина с мальчуганом суетились около телеги, изо всех сил стараясь, но, не зная как, насадить колесо обратно.
И никто вокруг и не думал помочь им. Чужое горе никого уже не трогало. Телеги лишь объезжали их, снижая рядность и тем самым создавая затор.
Добрая и отзывчивая Гликерия первой попросила Пётра остановить их телегу и помочь.
За ними остановились и остальные телеги из их кортежа, а Пётр подошёл к несчастной.
Для мастера это дело оказалось лёгким. Подложив под наклонившуюся переднюю ось телеги рычаг – запасную оглоблю, Пётр Васильевич приподнял край телеги, а сыновья ловко насадили колесо на ось. А затем отец вбил новую чеку, вместо обломившейся и ранее вылетевшей.
Они пропустили проезжающую мимо повозку с ранеными, и вновь вернулись на шоссе. Но Григорий Денисюк неприминул сделать очередное фото на память.
А по пути на восток беженцев поджидали новые проблемы. Вскоре стало не хватать питьевой воды и дерева для костров.
Лето было жарким, пить хотелось и людям и лошадям и скотине, а колодцы быстро обезвоживались и пересыхали.